Критерии научности теории государства и права

ч. 1 ч. 2

ГЛАВА 1

КРИТЕРИИ НАУЧНОСТИ ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

Проблема критериев научности юриспруденции и теории государства и права в частности - одна из наиболее актуальных. Это объясняется тем, что в нынешней ситуации, именуемой постмодерном, поставлены под сомнение критерии научности как таковые. В соответствии с принципом полиферации, сформулированным П. Фейерабендом, чем более несовместимой с господствующей точкой зрения является выд­вигаемая гипотеза, тем лучше. Действительно, многие научные открытия представлялись поначалу научному сообществу абсурдными. И чем их больше, тем, по мнению знаменитого американского философа, в большей степени будет обеспечен прогресс науки. Но в то же время стоит ли любую «сумасшедшую» идею считать научной и пытаться применять на практике и преподавать в вузе? В любом случае принцип полиферации и близкий ему принцип релятивизма размывают границы между научным и ненаучным.

На всем протяжении истории юридической науки с момента ее институционализации мало кто подвергал сомнению ее претензии на громкое название Наука. Такой ее статус не ставился под сомнение до самого последнего времени, в том числе в эпоху господства позити­вистской методологии (то, что она продолжает господствовать в юриспруденции, для большинства знакомых с юриспруденцией очевид­но)16. Исключение, может быть, составляли представители естественных наук. Так, известный физик, Нобелевский лауреат Л.Д. Ландау все науки классифицировал на естественные (физика, химия и т.д.), неестественные (математика) и противоестественные (гуманитарные науки)17. Сегодня, когда поставлены под сомнение «классические» критерии научности18, юриспруденция не может остаться в стороне от обсуждения такой животрепещущей проблемы, как ее критерии

"' См.. например: Сырых В.М. Логические основания общей теории права. Элементный состав. М., 2000. Т. I. С. 39.



17 См.: Михайлов Ф.Т. Самоопределение культуры. Философский поиск. М.,2003. С. 51.

IS В этой связи симптоматично появление в Германии солидного академиче­ского исследования. Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994.

10

отнесения в разряд наук. Причем проблема усугубляется не только возможной потерей такого привилегированного статуса. От того, что в Англии до сих пор юриспруденция относится к числу искусств, ничего страшного не происходит. Важнее другое: если раньше научный разум выступал главным критерием легитимности социального (в том числе и правового) порядка, то сегодня в условиях кризиса рациональности как таковой он поставлен под сомнение19. Отсюда проблематичность обоснования права, общественного порядка и самого общества.



Вопрос о критериях научности юриспруденции практически не поднимается в юридической литературе20. Для большинства юристов он считается само собой разумеющимся, представляя собой «естественную установку» в социальной феноменологии. Так. из десяти опрошенных автором экспертов все десять высказались в пользу научности их области знаний, в которой они специализируются, хотя двое также добавили промежуточный ответ «в большей степени да»21. В том случае, когда все же речь заходит о методологии права, ее научность, как пра­вило, связывают с наличием собственного предмета и методов исследо­вания, иногда добавляют логическую последовательность (непротиворе­чивость) теоретических положений и научный язык их изложения22.

" См.: Bаитап Z. Legislators and Interpreters: On Modernity. Postmoderrnity and Intellectuals. Cambridge, 1987. 13 этой книге известный английский социолог показывает изменение статуса интеллектуалов, а значит и науки в эпоху постмо­дерна: ученый (и наука) превратился из законодателя в интерпретатора.



2(1 В.М. Сырых справедливо утверждает, что логико-методологический раз­дел теории права значительно отстает от уровня теоретического освоения права. -Сырых В.М. Указ. соч. С. П.

21 Опрос проводился в 2003 г. среди преподавателей СПб юридического
института Генеральной прокуратуры РФ, из которых 7 кандидатов юридических
паук и 3 доктора юридических наук. Большинство сотрудников института, к
сожалению, от ответа на поставленные вопросы отказались. Это. вполне вероятно,
свидетельствует об отсутствии своего мнения по поводу заданных вопросов.
Помощь в проведении опроса оказали студенты 3-го курса дневной формы обуче­
ния Е. Валласк и К. Неликов.

22 Из 10 опрошенных 5 человек критерии научности юриспруденции (своей
области знаний) связали преимущественно с практической проверяемостью
(верификацией) знаний. 2-е логичностью (преимущественно понятийного аппа­
рата). Наличие предмета и метода научного исследования - основной критерий
научности для 2 экспертов. Кроме того, среди ответов оказались и достаточно
неожиданные, например, к критериям научности отнесены «глубокое знание и чест­
ная оценка законов и их применения, выработка рекомендаций по совершенство­
ванию законодательства»; «учение о субъективной и объективной стороне состава
преступления» (?); «исследование закономерностей в вопросах правового
регулирования общественных отношений»; «объективная потребность, признание
учеными и практиками». Последний из перечисленных на вопрос о том, какие
существуют критерии науки как таковой, порекомендовал задающим вопрос
обратиться к соответствующей литературе, не указав при этом к какой именно.

11


Однако астрология, например, также имеет свой предмет исследования; у нее имеются соответствующие методы. Вполне вероятно, что ее сужде­ния и умозаключения представляют собой непротиворечивую систему; у нее сложился свой понятийный аппарат, выраженный в соответству­ющем языке. Можно ли отсюда сделать вывод, что астрология является наукой? Думается, что наукой она не является.

Данная проблема предполагает определение критериев научности, выработанных философией науки (науковедением), и сравнение с ними эпистемологических признаков теории государства и права. Только так возможно утвердительно ответить на вопрос о том, является ли теория государства и права наукой или это, как остроумно выразился один физик относительно всех нефизикализиро ванных дисциплин,- «собирание марок».

Повторим, что сделать это чрезвычайно трудно, так как современное науковедение переживает серьезный кризис философских оснований, связанный со сменой типов рациональности, или переходом от класси­ческой модели науки к постклассической.

Наука чаще всего отождествляется с суммой знаний. Знания, претен­дующие на статус научных, должны отвечать критерию истинности. Дол­гое время считалось, что критерии истины и, следовательно, научности -вечны и неизменны. Сама же наука, предполагалось, развивается от мень­шего объема знаний к большему, то есть к открытым истинам добавля­ются все новые и новые. Ранее установленная истина при этом сомнению не подвергалась-ведь это абсолютно достоверное знание. Такая концеп­ция науки, зародившаяся в Новое время и доминировавшая до середины XX в., в современном науковедении получила название кумулятивной.

Положение о том, что результаты философского и научного познания должны быть вечными и тем самым неопровергаемыми истинами, является лейтмотивом рационалистической философии Нового времени. Интуитивные истины у Декарта, истины разума у Лейбница, синте­тические и аналитические суждения у Канта, принципы наукоучения у Фихте - все это различные наименования кумулятивного образа науки в методологии Нового времени.

Этой же идеей проникнуты принципы позитивистов XIX - начала XX вв. В отличие от рационалистов абсолютная значимость (истинность) ими приписывается результатам, прежде всего, опытного,анетеоретиче­ского познания. Неизменной сохраняется уверенность в возможности достижения абсолютной истины23. И те, и другие основные усилия



23 Следует заметить, что различия между рационализмом и эмпиризмом, на чем настаивают многие философы, не такие уж принципиальные. Да, это разные способы достижения эпистемологического идеала- абсолютной истины. Но уже у представите­лей логического позитивизма (неопозитивизма), например, в пр01рамме Д. Гилберта, объединяется математический идеал строго доказанного и неопровержимого знания с «протокольными предложениями» - записями непосредственных результатов опыта.

12

прилагали к тому, чтобы сделать научные знания объективными. Рационалистическая философия науки в теории государства и права (которая к тому времени еще не институционализировалась в качестве самостоятельной научной дисциплины) представлена теорией естествен­ного права Нового времени. Последнее традиционно определяется как дозаконотворческий и внезаконотворческий комплекс объективных закономерностей, необходимостей, правил социальной, общественно-политической жизни24. Эти закономерности предписаны самой приро­дой и запечатлены в человеческом разуме. Они мыслятся либо априор­но в виде логической предпосылки, либо как «естественное состояние», исторически предшествующее общественному и государственному порядку.



На место философии Нового времени в XIX в. приходит несколько другая (хотя и в рамках той же эпистемы - ценностей и мировоззрения техногенной цивилизации) науковедческая программа - позитивистская. Позитивисты, как уже отмечалось, решили отбросить всякие абстракт­ные рассуждения, которые не могут быть сведены к опытным данным. С этого времени торжествует эмпиризм, а познание ограничивается изучением исключительно внешних признаков непосредственно наблю­даемых предметов. Именно в это время, о чем речь шла выше, возникает теория права как самостоятельная научная дисциплина, на формирова­нии которой не могла не сказаться интеллектуальная атмосфера эпохи. В результате на место философии права, выражающейся в то время исключительно теорией естественного права Нового времени, приходит позитивистская концепция права. Юридический позитивизм акцентиру­ет внимание на внешних признаках (проявлениях) права, то есть либо на тексте права (юридический догматизм), либо на правовом поведе­нии (позитивистская социология права)25.

Для юридического позитивизма, следовательно, критериями научности выступают либо эмпирические факты, либо формальная логика (наиболее последовательно представленная Венским «кружком», Берлинской и Львовско-Варшавской школами и заложившая основы современной аналитической философии)26.

Эти положения должны были бы стать основой построения юриспру­денции как строгой науки. Однако позитивистская программа так и не стала методологической основой юриспруденции. Прежде чем ответить на вопрос, почему так произошло, проанализируем запечатленные в научных статьях критерии научности, как правило, имплицитно

24 См.: Нерсесянц B.C. Право и закон. М, 1983. С. 361.

25 Ее разновидностью, например, выступает психологическая теория права,
активно разрабатываемая Л.И. Петражицким. редуцирующая право к эмоциям,
переживаниям юридических ситуаций.

36 Неопозитивисты 30-х годов, как уже отмечалось, пытались их соединить.

13

используемые известными отечественными учеными-юристами. Такую идею в свое время вынашивал Л.И. Спиридонов27. Результаты проведен­ного анализа оказались достаточно интересными.



В качестве эмпирического материала были взяты три статьи из жур­нала «Правоведение», посвященные проблемам отраслевых юриди­ческих дисциплин: теории конституционного права (автор - В.Е. Чиркин), уголовного права (авторы-А.Н. Попов и B.C. Прохоров) и гражданского права (автор - М.И. Горлычева). Статья авторитетного конституциона­листа В.Е. Чиркина начинается с утверждения: «Совершенствование федерализма, местного самоуправления, всей работы государственного аппарата... требует кардинальных изменений, а затем и пересмотра Конституции... »28. Какие приводятся аргументы в пользу такого вывода? К сожалению, в статье нет ни статистических данных, ни экспертных оценок, ни логических выводов, подтверждающих его. При этом данное предложение построено как констатация фактов, представляющаяся маститому ученому, видимо, как очевидное положение дел. Не будем спорить с тем, что это не так. Просто становится «доброй традицией» утверждать что-либо, не приводя никаких доказательств. Но вернемся к анализу данной статьи. Выход из создавшегося положения дел автор видит в обращении к новому опыту парламентаризма зарубежных стран, а также к собственному предшествующему опыту. В западной лите­ратуре, утверждает В.Е. Чиркин, раздаются упреки в медлительности, громоздкости процедуры, недостаточности контроля за администра­цией, и наоборот, в эксцессах такого контроля со стороны парламен­тов. В качестве «ответа на критику» во многих странах произошли изме­нения в традиционной структуре и деятельности парламентов - были созданы органы, напоминающие Президиум Верховного Совета СССР -так называемые «микропарламенты». Идалее подробно и обстоятельно описывается их организация, полномочия, процедура деятельности29. В завершение статьи автор приводит оценку такого нового образования, показывая как его плюсы, так и минусы. Вывод достаточно неожиданен; российскому парламенту вовсе не обязательно механически переносить зарубежный опыт, однако его следует всячески изучать30. Обращает внимание, что приблизительно 9/10 объема статьи занимает описание существующего положения дел. В этой связи встает вопрос: действитель-

27 Он предлагал проанализировать какую-либо научную работу и выявить применяемую систему аргументации. В качестве рабочей гипотезы он предполагал, что в большинстве случаев это будет интуитивное мнение типа «привиделось мне» (слова Л.И. Спиридонова).

2К Чиркин В.Е. Пути развития современного парламента: «мини-парламенты» // Правоведение. 2002. № 2.

м Там же. С. 27-32.

30 Там же. С. 32.

14

но ли рассмотренная статья (не худшая, а одна из лучших публикаций журнала) обладает характеристиками научности? Оставим пока этот вопрос открытым.



Во второй статье известных специалистов в области уголовного права Л.И. Попова и B.C. Прохорова31 проводится подробный, скрупулезный анализ уголовного законодательства и его толкование применительно к ст. 106 УК РФ. При этом анализируются возможные действия матери и других лиц при совершении убийства. Обращает внимание (и это свойст­венно очень многим работам по отраслевым юридическим дисциплинам) догматическое отношение к законодательству, когда формулировка УК (в данном случае) воспринимается в качестве истины в последней инстанции. Аргументация акторов строится преимущественно через соотнесение с другими статьями УК и Постановления Пленума Верхов­ного Суда. Приводимые примеры (с. 129) лишь иллюстрируют положе­ние законодательства. Выводы (содержащиеся на стр. 130) направлены на то, как точнее следует толковать ст. 106 и 105 УК РФ.

Статья М.П. Горлычевой32 посвящена формам участия государствен­ных органов в гражданском и арбитражном процессах. Главная идея статьи - законодательно закрепить участие государственных органов в гражданском процессе в ГПК РФ. Основное внимание автор уделяет толкованию закрепленного в законодательстве принципа «государст­венные и общественные интересы» через анализ ст. 18 Конституции РФ. При этом рассматривается понятие государства и государственный ор­ган со ссылками на мнения ученых. Общий вывод состоит в целесо­образности законодательного закрепления участия государственных органов в гражданском и арбитражном процессах в связи с «удобностью и демократичностью плюралистической модели участия государства в гражданском обороте», хотя аргументация «удобности и демократич­ности» ничем не подкрепляется.

Как видим, способами доказывания в современной юриспруденции являются: описание, ссылки на законодательство, на принципы права (разделение властей, демократизм и т.д.), на иностранный опыт или авторитет других ученых. Все это свидетельствует, что юридическая нау­ка в способах аргументации не далеко ушла от средневекового идеала, для которого характерно догматическое восприятие исходных начал познания. Такое некритическое отношение к законодательству оборачи­вается его апологетикой и превращением юридической науки в вечно опаздывающего студента, на долю которого остается усвоение и комментирование политической воли властей предержащих.

31 Попов Л.Н., Прохоров B.C. Проблемы соучастия в детоубийстве //
Правоведение. 2002, № 1. С. 125-130.

32 Горлычева М.И. О формах участия государственных органов в гражданском
и арбитражном процессе // Правоведение. 2002. №1.0. 34-40.

15

Возвращаясь к общетеоретическим рассуждениям о критериях научности, заметим, что уже в начале XX в. надежды позитивизма бы­ли поставлены под сомнение. Кризис классической физики привел к убеждению, что опыт (и эксперимент) должен учитывать его условия (в том числе пространственно-временные), принимать во внимание методику его проведения, например, используемые приборы, и самого наблюдателя. В этом суть сформулированного Н. Бором принципа дополнительности: объективная реальность зависит от способа ее описания, поэтому квант - это и волна, и частица (а может быть, заметим от себя, и еще что-то третье, пятое, десятое). Результаты опыта (становя­щиеся тем самым научными фактами) принципиально зависят от их интерпретации. Поэтому оказалось, что одна и та же теория может быть подтверждена принципиально разными (несоизмеримыми) фактами, а один и тот же факт может входить в состав различных (несоизмери­мых) теорий. Более того, факт-это не просто единичный предмет (эле­мент) объективного мира, но единичное суждение о предмете (элементе). А оно всегда контекстуально, зависит не только от теоретических взглядов субъекта, но и от его мировоззрения, идиосинкразии (Р. Рорти). Таким образом, любой научный факт является «теоретически и мировоззрен­чески нагруженным» и зависит от множества социокультурных фак­торов". Поэтому один и тот же результат эмпирического изучения правосознания или факт принятия нового нормативно-правового акта может быть интерпретирован совершенно по-разному.

С другой стороны, как справедливо замечает А.Л. Никифоров, человек не «открывает» заранее «заготовленные природой факты, а активно воздействует на природу, налагая на нее отпечаток своей личности и деятельности... Факты возникают как итог деятельности человека, как результат его активного творческого воздействия на мир»-11. Следовательно, факты (практика как единичный и потому всегда ограниченный опыт) никогда не подтверждают теорию целиком и полностью и не могут служить критерием ее истинности-15.

33 О том, что «один и тот же криминологический факт интерпретируется в различных контекстах и имеет неодинаковый смысл», говорил в начале 80-х гг. Л.И. Спиридонов.-См.: Спиридонов Л-И- Криминологический факт и его оценка // Криминология и уголовная политика: Сб. материалов советско-скандинавского симпозиума (1983 г.). М, 1985. С. 19-22. (Другое издание этой же работы см.: Спиридонов Л.И. Избранные произведения: Философия и теория права. Социо­логия уголовного права. Криминология. СПб., 2002. С. 361-364.)

^Никифоров А. Л. Философия пауки: история и методология. М., 1998. С. 166-167.

35 Социологами науки было подсчитано, что ученые проверяют свои гипотезы в среднем 2,5 опытами, считая, что их достаточно для обоснования вывода. - См.: MahoneyM.J. Scicntics as subjects: The psychological imperative. Cambridge, 1976. He случайно К. Поппер отказался от критерия верификации как-критерия научности теории в пользу ее фальсификации, утверждая, что любая теория неизбежно будет опровергнута новой теорией. Неопровержимыми же являются метафизические концепции. - См.: Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.

16

Изложенную проблему практической проверяемости научной тео­рии можно продемонстрировать на примере применения юридической теории36. Во-первых, юридическая теория не воздействует прямо и непосредственно на социальную реальность: ее действие всегда опос­редовано принятием политического решения (например о реализации в Конституции РФ принципа разделения властей), ее адаптацией отрасле­вой юридической наукой (в случае с концепцией разделения властей -теорией конституционного права), а также правосознанием чиновников и населения. Только преломляясь (и, конечно, искажаясь) сквозь эти «фильтры», соответствующая юридическая теория воплощается в пра­вопорядке. Однако эффект от ее воздействия на правопорядок прак­тически (и теоретически) не поддается просчету, если не «заключать в скобки» многие существенные факторы. Например, конечным резуль­татом криминологической теории должно стать снижение преступности. Однако на снижение преступности влияет не только и не столько приня­тие, например, нового УК или специальные предупредительные меры (допустим, регистрации или дактилоскопии всех приезжих), но и деятельность полиции, судебной системы, экономическая ситуация в стране, рост (или падение) демографических показателей и т.д. Любой социальный фактор в той или иной степени влияет на состояние преступности, и не только социальный: известно, что солнечная актив­ность оказывает значительное воздействие на лиц с неустойчивой психикой. Таким образом, даже отказавшись от корреспонденской теории истины (как это сделал, например, Р. Рорти) в пользу ее инструментальной Берсии37, обосновать научность теории на основе ее практической проверяемости невозможно.



Сторонников логического позитивизма также ожидал неожиданный «сюрприз»: теоремы неполноты К. Гёделя и А. Тарского в начале 30-х годов доказали нереализуемость их программы. Оказалось, что даже формальную арифметику невозможно обосновать ее собственными средствами. Для этого требуется метаязык (метасистема), с позиций которого возможна эта процедура. Но для обоснования метаязыка требуется мета-метаязык... Все это - регрессия в «дурную бесконеч­ность», с чем, кстати, столкнулись и Г. Кельзен (при обосновании Grundnorm) и Г. Харт (при определении нормы-признания). На ограниченность логики применительно к социальной деятельности (в том числе и юридической) обращали внимание Г. фон Вригт, К. Гемпель, У. Дрей и другие. Благодаря идеям этих философов в науку прочно вошло разграничение естествен но-научного объяснения и объяснения

36 См. подробнее авторскую позицию по данному вопросу: Честное И.Л.
Действие и действенность юридических теорий // Ученые записки СПбИВЭСЭП.
СПб., 1999. Т. I.

37 См.: «Истина—это то, во что лучше верить», со ссылкой на У. Джеймса ушерждает
Р. Рорти. - Рорти Р- Философия и зеркало природы.! 1овосибирск. 1997. С. 8.

17

интенционального, характерного для общественных наук38. Нельзя не обратить внимание также и на тот факт, что норма права - центральный элемент правовой реальности и теории права-не может быть объяснена с помощью формальной логики^9. Поэтому логика, как минимум, являет­ся ограниченным критерием научности. То, что логика занимает весьма ограниченное место в юриспруденции, указывали в 30-е годы XX в. «реалисты» США (К. Ллевеллин, О. Холмс, Д. Фрэнк)40. Сегодня эту позицию достаточно обстоятельно аргументируют представители пост­модернистской юриспруденции США Р. Познер и П. Шлаг41.



Все это привело к тому, что в 60-х гг. XX в. возникла новая модель науки - некумулятивная и, соответственно, изменились критерии науч­ности. Постпозитивисты - Т. Кун, И. Лакатос, С. Тулмин, П. Фейерабенд и другие - подвергли сомнению, прежде всего, поступательность разви­тия науки, когда к «старым истинам» добавляются новые, открытые недавно. Для них же научное открытие - это всегда отрицание старого, опровержение, а не добавление. Поэтому история идей с точки зрения постпозитивизма - это история заблуждений.

Недостаточность неопозитивистской программы была подвергнута резкой и во многом обоснованной критике также со стороны постструк­туралистов и постмодернистов. Работы Ж. Бодрийяра, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотара показали, что между знаком и означаемым нет однознач­ной связи. Знак - не более чем конвенция, которая не выражает означаемое, аналротив, создает его42. Это принципиально важный момент, требующий более подробного осмысления.



38 Никифоров А.Л. Указ. соч. С. 182- 189-

39! Невозможность логически вывести модальные суждения (возможно, должно, запрещено) из дескриптивных (описательных) суждений именуется «парадоксом Юма». В XX в. эта проблема связана с именем А. Росса. - См.: Ross A. Imperatives and Logic //Theory. 1941. Vol.7.

40 Т. Бсидин отмечает, что для О. Холмса бытие права- это не догмы, логические построения и теории, а практика, опыт, на который гораздо большее значение оказывает господствующая в обществе мораль и институты публичной власти.-См.: Benditt Th. М. Law as rule and principal: Problems oflegal philosophy. Stanford, 1978.

4111 См.: Posner R. The Problems of Jurisprudence. Chicago, 1990; Schlag P. Missing
Pieces: Л Cognitive Approach to Law //Texas Law Review. 1989. № 67 P. 1195-1250.

42 Эволюция знака, по мнению Ж. Бодрийяра, включает в себя четыре этапа:
первый — знак как зеркальный образ реальности; второй - как извращение ее;
третий - как маскировка отсутствия реальности, четвертый - как симулякр, копия
без оригинала, существующая сама по себе, без какого бы то ни было соотнесения с
реальностью. - См.:Bodrillard J. Simulations. N.Y., 1983. По мнению Ж. Деррида,
сегодня обнаружилось, что всякий знак есть лишь знак знака, означающее
означающего, звено в бесконечной цепи отсылок, никогда не достигающей
означаемого. - См.: Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. С. 119 и след. Ж.-Ф.
Лиотар утверждает, что главная особенность современности (постсовременности) —
недоверие к метанарративам, то есть метафизическим (следовательно, недоказуе­
мым) основоположениям, на которых зиждется «классическая» картина мира. См.:
Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 10 и след.

18

Право вполне оправданно можно рассматривать как систему зна­ков, означающих нечто. Этим нечто, как представляется, выступает правопорядок - фактические взаимодействия людей, наделенные «правовым смыслом». Сам же смысл включает два момента: имманент­ный - признание необходимости совершать определенные действия (в силу привычки, ритуала, целесообразности и т.д.) и трансцендентный -поведение, которое объективно служит целостности общества, обеспе­чивает его нормальное функционирование. Однако связь принципов права и даже отдельных норм с фактическим массовым поведением неоднозначна, прежде всего, в силу амбивалентности социального (например наличия как явных, так и латентных последствий любого социально значимого действия). Как уже отмечалось выше, декартово-лапласовская уверенность в калькуляции социальной реальности, производимая по образцу естествознания, оказалась утопией. Постоян­ная изменчивость, субъективность социальной реальности, когда действие соотносится не только с прогнозируемым (всегда вероятност­но) результатом, но и ценностями и мотивами актора, доказала несостоятельность позитивистской (в том числе структуралистской) программы построения социального (и юридического) знания43. В связи с этим в современном науковедении стал утверждаться конвенциональ­ный критерий научности.

Конвенциональность как главный на сегодняшний день критерий научности вытекает из онтологической и гносеологической конвенцио-нальности: социальные нормы, в отличие от законов природы, суть соглашения (хотя и не произвольные44), и их познание всегда обусловле­но историческим и социокультурным контекстом, а потому является

43 Известный английский антрополог Э. Лич в этой связи пишет, что любое
социальное (в том числе юридическое - например законность или преступность)
понятие наделяется различным смыслом в разных контекстах: преступным может
стать законное и наоборот 11оэтому не может быть вечных законов человеческого обще­
жития и неотъемлемых tipaB человека.-См.: Leach E. Fundamentals of structuralism
theory//Sociological approaches to law./Ed. By A. Podgorccki. Ch.J, Whelan. London.
1981- R 30- Критическое отношение к аналитической теории права высказывает
немецкий исследователь К.-Л. Кунц. Он утверждает, что структуралисты не в
состоянии объяснить право потому, что не принимают в расчет его ценностную
природу, а также субъективность в построении любой научной теории; более того,
принципиальное различие социальной теории от естественно-научной. По мнению
К.-Л. Кунца, адекватной может быть только герменевтическая теория права,
акцентирующая внимание на интсрсубъективном анализе правовой реальности. -
см.: Киnz K.-L. Die analitische Rechtstheorie: Eine "Rechts" theorie jhne Rechis?
Systematische Darstellung und Kritik, Berlin, 1977.

44 Искусственность социальных норм состоит не в том. что они произвольно
сконструированы, а в том. что люди их измеряют и оценивают и тем самым несут за
них моральную ответственность, то есть «искусственность ни в коей мере не влечет
за собой полный произвол». - Поппер К. Открытое общество и его враги. М.,
1992.Т. 1. С. 99.

19

относительным'15, а также неустранимости философского (метафизи­ческого- неверифицируемого) компонента из научного знания. Отсю­да вполне оправданно утверждение, что в гуманитарных науках «господствуют часто не строго определяемые логические понятия, а именно концепты, выражающие скорее интуитивно, нежели логически, схватываемые смыслы»46. Поэтому позитивистский эталон научнос­ти в принципе не может быть реализован в юриспруденции. Не существует абсолютных критериев научности; они относительны и зависят от исторической эпохи и социокультурных особенностей того или иного социума.



Исходя из вышеизложенного можно сделать вывод, что практиче­ская (фактическая) проверяемость и логика являются ограниченными критериями научности. Их нельзя полностью сбрасывать со счета, но и абсолютизировать их не стоит. Им на смену приходит (или уже пришел) конвенциональный критерий научности, выражающий соглашение научного сообщества о том, что считать эпистемологическим эталоном. Этот критерий основан на научных традициях, опыте других стран, относительной практической проверяемости и логической обоснован­ности, и гораздо более консервативен, чем может казаться. Научное сообщество скорее не пропустит в пантеон наук новую, экстраорди­нарную концепцию, чем даст ей право на официальное существование. В то же самое время нельзя забывать и о трансцендентном (точнее трансцендентальном) критерии научности, выражающемся в конечной результативности научной деятельности - самосохранении общества. Очевидно, что наука (и юридическая в том числе) призвана оказывать воздействие на социум. Нормальное функционирование, поддержание целостности социального организма (в нашем случае - приемлемого правопорядка) - показатель научности тех концепций, которые применяются на практике (при этом, конечно, следует иметь в виду, что этот конечный результат зависит не только от научной деятельности, но и от всех иных социальных и природных факторов).

4- Такую точку зрения активно развивает Л.Л. Микешина. - См.: Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М, 2002. С. 20 и след.; Она же. Конвенции как следствие коммуникативной природы познания // Субъект, познание, деятельность. М., 2002. С. 507-533.

4С> Микешина Л.А. Философия познания. С. 23. В другом месте она пишет: «...гуманитарное знание оперирует понятием «теория» в широком смысле, как некоторой концепцией, совокупностью взглядов мыслителя, некоторой системой высказываний, не связанных жесткой дедуктивной последовательностью». - Там же. С. 32.

ГЛАВА 2 ПРЕДМЕТ ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

Предметом науки является то, что изучает данная научная дисцип­лина. Предмет науки необходимо отличать от объекта как независимой от субъекта реальности и от объекта науки. Различие между объектом, объектом науки и предметом науки связано со степенью включенности объективной действительности в рефлексивное (познавательное) отношение субъект - объект.

Объект - это компонент объективной реальности, то есть су­ществующая вне и независимо от сознания данность. Объективная реальность в данном случае представлена в виде чистой потенци­альности, как бытие в себе47. Будучи включенной в познавательное отношение, объективная реальность трансформируется в объект науки-нерасчлененный, абстрактный образ действительности. Объект науки может быть представлен как бытие для себя. Предмет науки - это уже не объект вообще, а определенная, конкретизированная его сторона4*.

Таким образом, объект науки - это «первое приближение» к исследуемой действительности, которая предстает перед субъектом познания в нерасчлененном, абстрактном виде. По мере углубления в объект, уточнения и конкретизации знаний значительно четче обри­совывается исследуемая область, которую можно назвать предметом этой научной дисциплины. Объекту многих наук совпадает. Например, человек - объект и биологии, и психологии, и антропологии, и меди­цины. Объектом теории государства и права выступает правовая действительность - предельно широкая категория, охватывающая все многообразие социально-правовых явлений и процессов, отдельные стороны и моменты которой в настоящее время могут быть и не затро­нуты вниманием правовой науки40. Однако правовую действительность изучают социология, антропология (анализируя «древнее» право), отчасти политология и другие обществоведческие дисциплины. Но



47 См.: Ильин В.В. Теория познания. Введение. Общие проблемы. М., 1993.

С. 35.


48 Спиридонов Л.И. Социальное развитие и право. JL, 1973. С. 39.

49 См.: Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории права.
Л., 1989. С.13.

21

делают они это «под своим углом зрения», для своих целей. О месте теории государства и права в системе наук речь пойдет ниже. Сейчас же заметим, что предмет любой науки историчен, изменчив, во многом зависит от субъективных, случайных факторов и неизбежно пересекается с предметами других дисциплин. Это же положение находит отражение и во взаимодействии, взаимовлиянии и даже заимствовании между различными научными дисциплинами.



Пересечение предметов научных дисциплин связано с тем, что все юридические феномены (так же как и политические, экономические и т.п.) суть социальные явления, различаемые лишь аналитически. По­этому в предмет теории государства и права входят и неюридические явления, а неюридические дисциплины зачастую изучают право. Но в отличие от последних теория государства и права исследует правовую действительность во всей её' полноте, видя именно в этом свою цель. Другие дисциплины (неюридические) изучают право лишь как сред­ство более полного прояснения своего непосредственного предмета (например общества для социологии или политики для политологии и т.п.).

Предмет теории государства и права в нашей литературе традици­онно определяют как систему закономерностей возникновения, разви­тия и функционирования права (правовой действительности). Так, например, С.С. Алексеев пишет, что предметом общей теории права являются основные закономерности правовой действительности как обособленной области социальной жизни50. Тем самым постулируется объективность, универсальность теории права. Это - необходимый признак научной теории, так как последняя всегда имеет дело с типич­ным, инвариантным, более или менее постоянным5'.

Соглашаясь, в общем, с идеей определения предмета теории права через закономерности, выскажем ряд принципиальных условий, при наличии которых эта идея может быть принята. Дело в том, что в нашей литературе расхожим представлением о закономерностях права являет­ся следующее: это «существенная, объективная, необходимая, общая устойчивая и повторяющаяся внутренняя связь элементов права»52. Та­кое понимание закономерности (закона) характерно для лапласово-картезианского детерминизма, отождествляющего, в принципе, закон и причинность, а также унифицирующего эту категорию, применяя ее

50 Алексеев С. С. Общая теория права: В 2 т. М, 1981. Т. 1. С. 15.

51 B.C. Стспин в качестве первого и основного критерия науки объявляет ее
предметность: изучение объектов как подчиняющихся объективным законам
функционирования и развития. - Степин B.C. Специфика научного познания //
Наука: возможности и границы. М.. 2003. С. 10.

52 Овчинников С-Н. Закономерности развития и функционирования права //
Автореферат дисс... канд. юрид. наук. Л., 1979. С.12.

22

как к естественным, так и к общественным явлениям. Между тем такое отождествление и унификация встретили принципиальное возражение в западной философии.



Еще в XIX в. неокантианцы (особенно В. Виндельбанд и Г. Риккерт) стали разграничивать все науки на номотетические, изучающие общее, то есть закономерности, и идеографические, описывающие единич­ное, уникальное, не поддающееся генерализации. Общественные науки (за исключением социологии) и особенно история попали в разряд последних. При этом очевидно, что такое разграничение нельзя абсолютизировать. Это, в принципе, некорректно и в отношении неокантианцев. Так, В. Виндельбанд утверждал, что «идеографические науки на каждом шагу нуждаются в общих понятиях, корректное обоснование которых они могут заимствовать только у номотетических дисциплин»53. Г. Риккерт обращал внимание на то, что в общественных науках также присутствует всеобщее, но это «не всеобщий закон приро­ды, для которого особенное является лишь случаем среди какого угодно большого числа других, а культурная ценность, которая в единичном и индивидуальном постепенно развивается и только таким образом реализуется»54.

В XX в. критика классического понимания закона, восходящего к лапласовскому детерминизму, велась не только со стороны обществоз-нания, но в ней приняли активное участие представители естественных наук (физики, химики).

Одним из радикальных критиков универсальных законов можно считать К. Поппера. В работе «Нищета историцизма» он пишет: «Универсальные законы есть утверждения, относящиеся ко всем процессам определенного рода; и хотя нет причин отрицать, что единич­ное наблюдение может побудить нас сформулировать универсальный закон и что мы даже можем натолкнуться на истину, - ясно, что любой закон, как бы он ни был сформулирован, должен быть дополнительно проверен, чтобы по-настоящему войти в науку. Но нельзя проверить универсальную гипотезу или найти закон природы, приемлемый для науки, если мы ограничены наблюдением одного уникального процесса»55. В другой работе он утверждает: «Универсальные законы очень часто настолько тривиальны... что, как правило, принимаются на­ми как нечто само собой разумеющееся...»56.

Нобелевский лауреат в области химии И.Р. Пригожий пишет: «Естественные науки избавились от слепой веры в рациональное как нечто замкнутое и отказались от идеала достижимости окончательного

" Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1904. С. 329.

5<| Риккерт Г. Естествоведение и культур о ведение. СПб., 1903. С. 33.

55 Вопросы философии. 1992. № 10. С. 31.

5Й Поппер К- Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 303.

23

знания, казавшегося почти достигнутым. Ныне естественные науки открыты для всего неожиданного, которое больше не рассматривается как результат несовершенства знания или недостаточного контроля»57. В 1986 г. сэр Джеймс Лайтхил, ставший позже президентом международного союза чистой и прикладной математики, сделал удивительное заявление: он извинился от имени своих коллег за то, что в течение трех веков образованная публика вводилась в заблуждение апологией детерминизма, основанного на законе Ньютона, тогда как можно считать доказанным, по крайней мере к 1960 г., что этот детер­минизм является ошибочной позицией58. Идеи о нестабильности флуктуации, по мнению И.Р. Пригожина, начинают проникать и в социальные науки: «Ныне мы знаем, что человеческое общество представляет собой необычайно сложную систему, способную претерпе­вать огромное число бифуркаций, что подтверждается множеством культур, сложившихся на протяжении сравнительно короткого периода в истории человечества. Мы знаем, что столь сложные системы обладают высокой чувствительностью по отношению к флуктуациям. Это вселяет в нас одновременно и надежду, и тревогу; надежду на то, что даже малые флуктуации могут усиливаться и изменить всю их структуру (это означает, в частности, что индивидуальная активность вовсе не обречена на бессмысленность); тревогу - потому, что наш мир, по-видимому, навсегда лишился гарантий стабильных, непреходящих законов»511.



Следует ли отсюда, что вообще необходимо отказаться от категории «закономерность» применительно к обществоведению и теории права в частности? Или, может быть, включать в предмет теории права законо­мерности и случайности возникновения, развития и функционирования права, как это делает, например, А.В. Венгеров60? Думается, что такой «радикализм» неуместен, так как наука именно тем и отличается от рассказа, что описывает не единичное, уникальное событие (группу событий), но более или менее регулярное, повторяющееся. Другое дело, что абсолютных законов, видимо, действительно нет. Значение терми­нов «всегда» и «везде», являющихся существенной характеристикой широкого класса законов природы, удовлетворяемых этим принципам, состоит в том, что «везде» не значит - в каждой точке вселенной, а «всегда» - в каждый миг61.

57 Пригожгш И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М., 1986. С. 379.

53 См.: Пригожий И. Философия нестабильности // Вопросы философии 1991 № 6. С. 46.

s* Пригожим И.: Стенгерс И. Указ. соч. С. 386.

611 См. Венгеров А.Б. Теория государства и права. Ч. П. Теория права М 1996 Т. 1. С. 7.

fil См.: Черняк B.C. История. Логика. Наука. М., 1986. С. 138.

24

Социальные закономерности, в том числе юридические, - это преж­де всего статистические, вероятностные зависимости между социальны­ми явлениями. В то же время они являются принципиально условными и зависят от исторического и социокультурного контекста, то есть обсто­ятельств места и времени62. Проявляются они лишь в большой совокуп­ности явлений и могут отсутствовать в отдельных случаях. Такие закономерности лучше всего описываются импликативной логикой63. Пример юридической закономерности может выглядеть следующим образом: если общество основывается на обменных отношениях, то с большой степенью вероятности основной формой права будет либо нормативный акт, либо судебный прецедент, а его содержанием - мера свободы.

И еще одно уточнение по поводу предмета теории государства и права. Поскольку право - момент, сторона общества, постольку закономерности его возникновения, развития и функционирования выступают как проявления закономерностей общественного развития и функционирования. Право - лишь относительно самостоятельное социальное явление, которое порой достаточно сложно вычленить из других социальных явлений. Действие права всегда опосредовано политикой, экономикой и другими социальными явлениями64. Поэто­му юридические закономерности зачастую предстают лишь как сторона социальных закономерностей, и пытаться их выделить «в чистом виде», вне социального контекста бесперспективно. Это подтверждает идею автора о диалогичности права, то есть его взаимообусловленности с другими социальными явлениями и социумом как целым65. Отсюда же следует и такой вывод: в предмет теории государства и права неизбежно входят и неюридические явления66.


  1. О том, что законы действуют лишь при определенных условиях, пишет В.М.
    Сырых. - Сырых В.М. Указ. соч. С. 49. 53.

  2. Импликация - это логическая связка условного суждения «если» и следствия
    «то». См. подробнее: Черняк Е. Б. Цивилиография. М., 1996. С. 73.

  3. Значительный интерес в этой связи представляют исследования американ­
    ской школы «Правового реализма» и их продолжателей, показавших, что на принятие
    судебного решения оказывают огромное влияние политика, экономика,
    биографические особенности судьи, его личностные пристрастия и другие
    обстоятельства «человеческого фактора». - См.: American court system: Readings in
    judicai process and behavior/Ed. By S. Goldman, А. Sarat. San Francisco, 1978.

65 См. подробнее: Честное И.Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. СПб., 2002; Он же. Принцип диалога в современной теории права (проблемы правогтонимания) //Авторсф. дисс... до кт. юрид. наук. СПб.. 2002.

66 На это обращает внимание В.М. Сырых: «Поскольку право действует в тесной взаимосвязи с другими компонентами, постольку проявляющиеся в этих сферах закономерные связи права и иных правовых явлений также составляют предмет правоведения, в том числе и общей теории права». - Сырых В.М. Логические основания общей теории права. В 2 т. Т. 1. Элементный состав. М.. 2000. С. 63-64.

25

Таким образом, закономерности, образующие предмет теории государства и права, - это относительно самостоятельные социальные закономерности возникновения, развития и функционирования государ­ства и права во взаимосвязи с другими социальными феноменами, которые носят статистический, вероятностный и условный характер.



Предмет теории государства и права отличается сложным взаимо­действием объективных и субъективных характеристик. Предмет теории государства и права объективен с точки зрения отражаемого (изучае­мого) - объективной юридической действительности. Но предмет любой науки - и теории государства и права в частности - это модель, теория этой действительности, описывающая и объясняющая ее всегда непол­но, огрубленно. Для этого используются идеализации - категории, не имеющие непосредственного аналога в юридической действительнос­ти, а являющиеся «идеальными типами», усредняющими многообразие правовых явлений. Вспомним, что предмет науки в отличие от объекта -это всегда срез, сторона последнего, которая выделяется субъектом познания67. Предмет науки — это гносеологическое (познавательное) отно­шение субъекта и объекта. Объектом общественных (в том числе и право­вых) наук выступает общество, поэтому субъект как собирательное поня­тие входит в объект. В то же самое время субъект-объектное отношение включено в контекст субъект-субъектных отношений, в связи с чем объек­тивность предмета науки наполняется человеческим измерением. Другими словами, предмет науки конструируется субъектом, хотя и непроизвольным образом.

Таким образом, предмет теории государства и права зависит от целого ряда обстоятельств: объекта; от уровня накопленных знаний; потребностей общества в изучении той или иной стороны юридической действительности; политической конъюнктуры (например, от влияния западной идеологии); финансирования научных исследований; от степе­ни институционализации теории государства и права (например, от включения ее в государственный образовательный стандарт); от «предпочтений» субъекта познания, т.е. от типа правопонимания (научно­го направления, к которому принадлежит субъект). О последнем момен­те необходимо высказаться более подробно68.



г'7 Такое разграничение объекта и предмета теории государства и права первым, насколько нам известно, предложил В.Л. Козлов (Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории права. JL, 1989). С этой точкой зрения соглашается А.В. Поляков, утверждая, что предметом общей теории права являются наиболее общие знания об исследуемом объекте - праве, результат тематизированной рефлексии об объекте науки, получившей текстуальную форму выражения. -Поляков А.В. Общая теория права. С. 18.

(Л B.C. Нерсесянц в этой связи пишет: «Разным типам правопонимания присуши различные концепции единства права и государства и, соответственно, различные концепции юридической науки». -Нерсесянц B.C. Сравнительное правоведение в системе юриспруденции//Государство и право. 2001. № 6.

В современной юриспруденции продолжают господствовать три основных типа правопонимания, в соответствии с которыми конструи­руется три относительно различных предмета теории государства и права1''1. Для юридического позитивизма (догматизма) право - это «при­каз суверена, снабженный санкцией» (Д. Остин) и выраженный в логически непротиворечивой системе нормативных актов (Г. Кельзен). Поэтому предмет теории государства и права в данном случае - это, прежде всего, законодательство. Для сторонников концепции естествен­ного права к таковому относятся субъективные права человека. Это уже антропологический срез юридической действительности. Социологи права, например Е. Эрлих, справедливо утверждают, что большинство людей законов не знают, но чем-то руководствуются в своей повсед­невной жизни. Чем? «Живым» правом, то есть сложившимися в этой местности обычаями и традициями. Это уже третий вариант предмета теории государства и права.

Таким образом, предмет теории государства и права не только объективен, но и рефлексивен, исторически изменчив и во многом зависит от принятого субъектом типа правопонимания.

69 Следует иметь в виду, что такое различие относительно, все три варианта пред­мета теории права конструируются вокруг объекта - юридической действитель­ности, но акцентируют внимание на разных ее сторонах.


26


ч. 1 ч. 2