Краткий очерк истории л. Гв

ч. 1 ч. 2 ч. 3 ... ч. 5 ч. 6
ГЛАВА IX. К стенам Парижа


Положение Франции к началу войны 1814 года. — Дело у Эпиналя. — Штурм крепости в конном строю. — Как добывали языка. — Дела под Арсисом и Фер-Шампенуазом. — Атаманцы в Париже.  

Те места французской земли, где действовал наш полк в начале 1814 года, покрыты высокими горами. Между гор текут широкие и быстрые реки. Весь край обильно заселен. У жителей красивые каменные дома, крытые черепичными крышами. По скатам гор посажены виноградники, много огородов разбито вокруг деревень, поля запаханы. Через реки там и там поставлены каменные мосты на арках. Всюду видны красивые каменные церкви. Климат лучше, мягче, нежели в России и у немцев. Несмотря на декабрь месяц, в полях и на дорогах была невылазная грязь; было холодно, но морозов не было. Французская армия после Лейпцигского сражения отступила далеко в глубь страны. Ее положение было тяжелое. У многих солдат даже во время этой мягкой зимы отваливались от холода на ногах пальцы, и они, покрытые болячками, ранами и гнойными нарывами, без сапог, одетые в рубище, уходили с большими потерями. Наполеон просил мира. Но наш государь, уже три раза обманутый Наполеоном, знал, что пока жив этот человек, мир в Европе невозможен, и он отказал Наполеону в переговорах о мире. Тогда по требованию своего Императора вся французская земля вооружилась. Двенадцати-пятнадцатилетние мальчики становились в ряды полков. Жителям было разрешено составлять разбойничьи отряды и нападать всюду и везде на войска союзников русских и немцев. В деревнях наши солдаты не могли найти пристанища и продовольствия. Каждое горное ущелье грозило пулей из-за угла. Опасность была повсюду. Впереди всей нашей армии рыскал Платов. А у него в авангарде были атаманцы. Редко на ком из наших казаков были сапоги. Большинство ехало, закутав ноги в обрывки белья и мундиров. От киверов остались лишь лоскутки бараньей кожи. Если бы не бравые лица, не молодецкая посадка, не веселый разговор, их можно было бы принять за шайку разбойников. 29 декабря 1813 года наш полк подошел к городу Эпиналю на реке Мозеле, и передовые казаки донесли, что там находится несколько французов. Это были дозоры французского корпуса маршала Нея, стоявшего в Нанси. Ней, узнав о прибытии казаков, занял Эпиналь. Город Эпиналь лежит в лощине, окруженной высокими горами. За полком, ушедшим после разведки в горы, подошел к Эпиналю авангард союзного нам немецкого корпуса принца Виртембергского. При нем было три казачьих полка. Подполковник Бегидов вызвался влететь первым в город и узнать, какими силами он занят. Взяв две сотни атаманцев, он в карьер под выстрелами вскочил на мост, ведущий через Мозель, пронесся по каменным улицам и врубился в пехотное каре. По его следам скакали казачьи полки, а за ними бежала пехота принца Виртембергского. Французы отошли в деревню Шарм. Генерал Греков с атаманцами и одним казачьим полком занял городок Таон, переночевал в нем и 30 декабря, развернув атаманские сотни, атаковал с ними французов в Шарме. Французы бежали. Наш полк взял в плен 6 офицеров и много нижних чинов. Эпиналь был занят нашими полками. Новый год застал полк в преследовании Нея и разыскании главной армии Наполеона. Целый месяц шарили казаки, ежедневно сражаясь с шайками разбойников да наталкиваясь на небольшие партии. 3-го февраля отряд графа Платова, при котором следовали казаки, подошел к городу Немуру. Этот город окружен высокой старинной стеной с одними воротами, перед которыми протекает широкий канал. Окружив город казаками и выставив орудия донской артиллерии, Платов всё третье число обстреливал его стены. Ему удалось повредить ядрами ворота. На 4-е февраля он назначил штурм. Штурм крепости в конном строю! Атаманцам приказано было действовать на правом фланге. Смелый план зародился в голове у нашего командира. Собрав свой полк, генерал Греков выбрал лихих людей, трех казаков, которые пришли сюда из-под самых стен Московского Кремля. Он долго объяснял им свое желание. — Не оробеете? — спросил он их, и смуглое лицо его нахмурилось. — Никак нет, — последовал дружный ответ. Подполковник Бегидов и сотник Коньков стали во главе охотников. Пики были оставлены при обозе, а взамен их казаки взяли топоры. И вот, когда донская артиллерия усилила свой огонь, наш полк понесся, имея впереди охотников, прямо на канал. С крутого берега прыгали привычные казачьи лошади прямо в воду и вылезали под страшным огнем к стенам города. — Слезай! — кричит Бегидов и, бросив лошадь, бежит к воротам, за ним соскакивает с коня сотник Коньков, но тут же падает с разбитой пулею правой рукой. Французы стреляют на выбор, в пяти шагах, со стен города. До тридцати казаков убито в эту страшную минуту. Но только минуту. Под ударами топоров падают ворота города, и с мощным гиком влетают в него казаки. Четыре орудия и более 600 пленных сдаются Платову. Своей победой он много был обязан лихой и смелой атаке генерала Грекова с атаманцами. Разве есть для кавалериста препятствия? Что такое канал, стена, ворота, самые пули, когда в жилах кипит горячая кровь атаманца! Отсюда Платов с нашим полком пошел к Фонтенебло, где ему приказано было освободить римского папу. Французы исповедуют католическую веру. По их вере, Христос оставил на земле наместника для управления церковью. И этим наместником у католиков почитается епископ города Рима — римский папа. Он богаче и важнее многих императоров, потому что ему подчиняются в духовном отношении католики всего света. Освободить его из плена Наполеона было приказано Атаманскому полку. Но когда Платов подошел к Фонтенебло, папа был уже перевезен в другой город. На обратном пути к армии, 9 февраля наш полк заметил значительный отряд французов, шедший к городу Санси. Генерал Греков бросился с атаманцами в атаку и взял в плен более 40 человек. Подполковник Бегидов и тут вырвался вперед, вскочил с двумя сотнями атаманцев в предместье города и, многих порубив, овладел самим городом. 25 февраля нашему полку приказано было войти с другими казачьими полками в отряде генерала Кайсарова. Всего у Кайсарова набралось до 1000 казаков. Ему приказано было с ними пойти к Парижу и разыскать Наполеона. 7 марта Атаманский полк расположился в деревне Фер-Шампенуаз. Передовые разъезды столкнулись с французскими кирасирскими разъездами и оттеснили их до дер. Авиз. Но тут показалось около четырех тысяч кавалерии Себастьяни, и казаки отошли назад. Маленькой партии нашего полка приказано было достать во что бы то ни стало пленных для допроса. Выехали под вечер, вшестером. Проехав версты две, видят, стоит застава — эскадрон. — Как быть, братцы? — спрашивает пятидесятник, так тогда назывались у нас приказные. Один и говорит: — Разомкнемся и с гиком кинемся на них. А один зарубит часового. — Не годится, — говорит другой- Так-то они все встамошатся. Их много. Кони у них добрые, нас переловят и перебьют. Как же быть? Задумались казаки. Был между ними только один старый, который не первый поход ломал. Остальные были из тех, что пришли с Дона прямо на Рейн. Вот он и говорит: — Наверно, братцы, у них из заставы в главные силы бегают люди. С донесениями или с приказаниями. Давай-ка объедем заставу. Заехали. И действительно, не прошло и получаса, как от заставы отделилась часть и рысью пошла по дороге. Слышно, гулко копыта стучат — много едет. Человек двадцать. Что же делать? Ждать еще? А ночь убывает. Старший разъезда взял одного казака и поехал с ним сторонкой подле разъезда так, чтобы видно не было. Проехали с версту. Один из французов остановил лошадь и слез с нее. Должно быть, обронил что-нибудь. Замерли наши станичники. Только он ногу в стремя, вихрем налетели на него, схватили и привезли к генералу Грекову. Пленного допросили. Он показал, что Наполеон с 5 на 6 марта ночевал в г. Эперне в двух переходах отсюда и что при нем 30–40 тысяч войска. Хотя у Кайсарова было всего 1000 казаков, но он решил оставаться у Фер-Шампенуаза, а одного из офицеров Атаманского полка послал с донесением к Императору Александру I, который был при союзной армии. 6 марта кавалерия Себастьяни напала на Кайсарова и отогнала его за селение Эви. Кайсаров спешил Атаманский полк, занял стрелковую позицию у деревни Семуан за рекою Об, а ближайшие к мосту дома приказал зажечь. Несмотря на то, что у Себастьяни было вчетверо больше кавалерии, атаманцы держались здесь более двух часов. Здесь были убиты в нашем полку есаул Шершнев, хорунжий Закатнов и около 60 казаков. Не получая подкреплений, Кайсаров с атаманцами отошел к городу Арсису на реке Об, а французы заняли Фер-Шампенуаз. В городе Арсис к Кайсарову пришло на помощь 4 немецких эскадрона. Местность здесь болотистая, и река Об имеет 5 рукавов. 8 марта сам Наполеон подошел к городу, а 7-го марта накануне корпус Нея столкнулся с казаками Кайсарова. Подполковник Платов с Атаманскими сотнями отошел за первый рукав и сломал за собою мост. Но Себастьяни при помощи жителей починил его, и французы начали переходить реку. Здесь подполковник Бегидов во главе своей сотни бросился навстречу французским кирасирам, смял их и отогнал за мост. Тогда Себастьяни с двумя дивизиями, более 6000 человек кавалерии ударил на наш полк и заставил его отойти назад за реку. Мы потеряли в этой схватке убитыми есаулов Кундукова и Лосева и более 40 казаков… 8 марта в 10 часов утра Себастьяни занял город Арсис. Но в это время подошла, наконец, к казакам пехота. Загремели первые выстрелы нашей артиллерии; около полудня на поле сражения приехал Император Александр I. Тут впервые на глазах у своего обожаемого Государя развернули синие линии атаманцы и с дружным гиком и громовым «ура» помчались на французов. Генерал Греков, полковник граф Платов, есаул Зазерский подавали пример храбрости. Присутствие Государя, который еще никогда не видал, каковы атаманцы в бою, удесятерило храбрость наших дедов. Они налетели на правое крыло дивизии Кольбера, стоявшей у дер. Сен-Этьен. Три орудия были взяты нашим полком, на 4-е налетели 2 эскадрона союзных нам Австрийских гусар и захватили его. Надо думать, что атаманцы в эту минуту имели решительный вид. Французы, сзади которых был их горячо любимый Наполеон, повернули и, бросая оружие, с криком «спасайся, кто может» побежали к каменному мосту через реку Об. Наполеон с обнаженной шпагой стал у моста, не пропуская никого. Под ним упадает ядро… Наполеон падает, но он жив. Ядро убило лишь его лошадь. А казаки рвутся вперед. Солнце спустилось за гору, когда казаки уже на том берегу, заняв высоты, атаковали предместье города. 70 орудий французской артиллерии заставили их отступить и стать на поле сражения. Был одиннадцатый час ночи. Казаки и солдаты рвались в бой. Император Александр объезжал полки. Гремела музыка, атаманцы, у которых тогда не было хора трубачей, громко пели веселые казачьи песни. На другой день в 7 часов утра казаки еще раз атаковали кавалерию Себастьяни и взяли три орудия… Наполеон начал отступать. Наш полк был назначен в отряд Цесаревича Константина Павловича, родного брата Императора. Впервые после тяжелой и невидной службы в партиях и на заставах атаманцы стали наряду с лучшими полками нашей гвардии. Погода стояла прекрасная, дороги высохли, все зазеленело. Чувствовалась близость весны, и вместе с тем каждый казак, каждый солдат сознавал, что скоро наступит полная победа над неприятелем и кончится великая война. 13 марта в три часа утра казаки тронулись с реки Марны и пошли опять к Фер-Шампенуазу, который был занят Наполеоном со всей его армией. Среди дня, когда на обеих линиях кипел горячий бой, когда наша гвардейская кавалерия решительно атаковала конницу Себастъяни, граф Платов приказал атаманцам броситься на отделившуюся часть неприятельской кавалерии и 2 орудия. Под грохот орудий и крики войск стройно вынеслись вперед наши казаки. Перед ними была бригада кавалерии Пакто. Они насели на нее, порубили и покололи более 100 человек, а сотник Курнаков и хорунжий Персианов с охотниками насели на орудия и привезли их Платову… Этим славным боем закончилась война с Наполеоном. После нескольких стычек и небольшой схватки под Парижем Император Александр I во главе союзной армии 19 марта 1814 года вошел в столицу французской Империи. Атаманцы не были в этот торжественный день в Париже. Они рыскали в окрестностях его, уничтожая шайки и выслеживая Наполеона. И только в первых числах апреля атаманцы стали в Мон-Мартрском предместье Парижа. 18 мая 1814 года был заключен мир, и нашему полку приказано было возвращаться на родину, в Новочеркасск… ГЛАВА X. Пожалование полку георгиевских знамени и бунчука


Заботы командира полка об обмундировании. — Пожалование полка георгиевскими знаменем и бунчуком. — Торжество прибивки их. — Приказ и предписание графа Платова.  

После двухлетнего непрерывного похода, после ежедневных битв наш полк мог теперь отдохнуть. Первой заботой командира полка было его обмундирование. В Париже по 7 франков (около 2 р. 50 к.) за пару купили казаки себе сапоги. Здесь же пошили они себе новые мундиры. В то же время было приказано на казачьих мундирах иметь с каждой стороны воротника и на каждом обшлаге по две гарусные петлицы голубого цвета. Вместо погонов казаки носили голубые гарусные эполеты, с бахромою. Труды атаманцев за эти два года войны не были забыты. А как велики были эти труды, легко представить, если вспомним, что полк два раза получал укомплектования с Дону. Мы не знаем даже имен тех казаков, которые в числе более тысячи человек усеяли телами своими поля России, Германии и Франции. Казаки не считали смерть за Родину за особенную доблесть. Платов никогда не писал, кто убит и сколько, но лишь прибавлял: «А об убитых и раненых мы будем иметь домашний счет». И сколько-сколько погибло наших атаманцев в непрерывных боях с великой армией двунадесяти языков! Наш полк выступил весной 1812 года, имея при себе пять войсковых хоругвей. Доблесть офицеров и казаков наших в войну с французами доставили ему георгиевское знамя и георгиевский бунчук и поставили его в ряды славнейших полков нашей кавалерии. Сейчас же по изгнании французов из пределов России 28 марта 1813 года главнокомандующий армией князь Кутузов Смоленский писал из г. Калиша управляющему военным министерством князю Горчакову: «За отличную храбрость, оказанную в течение нынешней кампании войска Донского Атаманским полком, Его Императорское Величество в знак признательности своей Всемилостивейше пожаловал сему полку бунчук 1 знамя, коим образцы, с принадлежащими к ним надписями у сего препровождая, покорнейше прошу приказать, заготовя оные, препроводить ко мне». Знамя и бунчук были получены графом Платовым в Париже 17-го июня 1814 года, и хорунжий Атаманского полка Процыков повез их вдогонку полку, бывшему уже на походе, при следующих лестных для полка приказе и предписании: «Предписание Графа Матвея Ивановича Платова к командиру Атаманского полка Генерал-Майору Грекову XVIII. Из Парижа от 10 июля 1815 года». «Атаманский полк бессмертными заслугами своими в прошедшую Отечественную с французами войну имел счастье обратить на себя не токмо лестное внимание соотечественников и уважение чуждых народов, но еще удостоился заслужить ВЫСОЧАЙШЕЕ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Всемилостивейшего Государя нашего благоволение. Его храбрость, его мужество и неустрашимость во всех случаях останутся навсегда непреложными доказательствами примерного усердия его и верности к Престолу и Отечеству и не престанут умножать славу всего Донского войска, столь всеми почитаемого и уважаемого. Я чту себя счастливым, что был усердия его очевидцем и имел случай представить оное в полном виде ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО в справедливом уважении к службе Атаманского полка соизволил пожаловать ему за храбрость знамя с изображением образа Спасителя со следующими священными надписями: «С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог», «Буди, Господи, милость твоя на нас, яко же уповахом на Тя» и Георгиевский бунчук. Сии знаки отличия отправляются у сего к Вашему Превосходительству с хорунжим Процыковым. Прискорбно мне, что за отдаленностью моею по службе при армии не могу я сам вручить оных полку, потому более, что не хочу далее отлагать удовольствие полку, каковое принесет ему сие Монаршее благоволение. Препоручаю Вашему Превосходительству на походе в приличном месте, где будет возможность избрать оное, при торжественном собрании всего полка и по взаимном господ членов оного совещании насчет устроения должного и приличного празднества в честь ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и всего войска, освятить знамена с узаконенным порядком и принести Господу Богу, подателю всех благ, благодарственное молебствие за удостоение нас толико лестнейшими знаками и милосердия Божия и благоволения Монарха. При сем торжественном случае прошу Вас изъявить всем достойным воинам храброго Атаманского полка поздравление мое и совершенную благодарность за то повиновение и привязанность ко мне, которые, делая их всегда ревностными исполнителями ВЫСОЧАЙШИХ повелений, совершенное приносят начальнику удовольствие и поставляют его в непременную обязанность свидетельствовать о том пред лицом Всеавгустейшего Монарха». В приказе значилось: ПРИКАЗ
по Атаманскому полку 10 июля 1815 года, г. Париж
Храбрые Атаманцы! Бессмертные подвиги ваши обратили на себя не токмо внимание соотечественников и иноземцев, но и ВЫСОЧАЙШЕЕ благоволение Всеавгустейшего Монарха. Запечатлейте оное в сердцах ваших! ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО в справедливом уважении к службе Вашей соизволил Вам пожаловать за храбрость, в Отечественную с французами войну оказанную, знамя с изображением образа Спасителя, который осенил покровом Своим поприще дальнейшего служения вашего, и Георгиевский бунчук. Теките к алтарю Вездесущего и проповедуйте, яко с нами Бог! Преисполняйтесь глубочайшей признательности к Самодержцу нашему, коего Отеческими попечениями вы превознесены, прославлены и благоденствуете; сохраняйте нерушимо обеты верности к Царю, вере и Отечеству; не изменяйте неустрашимости вашей и храбрости, всеми признанной, покоряйтесь начальникам и внушайте потомкам вашим быть достойными преемниками славы вашей: вот чего требует от вас Помазанник Божий и все признательное Отечество! Мне же остается токмо утешаться вами и гордиться, что был я очевидцем славы вашей, усердия и ревности вашей к престолу, вере и Отечеству. Войска Донского Войсковой Атаман Граф Платов Хорунжий Процыков догнал полк в г. Кременчуге 24 августа 1815 года. На другой день совершено было торжественное освящение знамени и бунчука. На месте лагеря Атаманского полка полк был выстроен в конном строю четырехугольником. Третья Донская конно-артиллерийская рота, следовавшая за полком, вытянулась в один ряд. В середину четырехугольника были внесены распущенные полковые знамена, избитые пулями и ядрами, свидетельницы славных побед над турками и французами. За ними внесли полученные знамя и бунчук без древок. Кременчугский архиерей со священниками окропил знамя и бунчук святой водой, после чего начался молебен. Командир полка и офицеры спешились и на коленях молились под сенью старых и новых знамен. По окончании молебна священник передал генералу Грекову освященные знамя и бунчук. Командир полка, а за ним и офицеры любовно прибили знамена к древкам. Тут каждый гвоздь был вбит рукой героя, не раз поражавшего неприятеля саблей или пикой. Последние гвозди были вбиты знатными особами города Кременчуга. После этого прочтены были предписание и приказ графа Платова… Многие казаки плакали, слушая слова своего атамана. Гром пушек Донской роты и крики «ура» закончили чтение приказа. После этого раздалась команда «слезай!». Коноводы остались на поле, а полк, имея впереди знамена, прошел в церковь Преображения Господня. Их встретили колокольным звоном. Полк и артиллерийская рота построились на Александровской площади. Офицеры и спешенные казаки прошли в церковь. Здесь совершено было благодарственное молебствие, по окончании которого священник сказал слово. При возглашении молебствия артиллерия стреляла из пушек, причем был сделан 101 выстрел. После этого полк вышел. Казаки сели на лошадей. Знамена вынесли перед строем и торжественно отвезли в лагерь. В лагере был приготовлен праздничный обед для казаков и урядников. Офицеры и знатные лица города были приглашены на обед к командиру полка. Знамя и бунчук, полученные нашим полком в 1815 году, хранятся ныне в бригадной церкви гвардейской казачьей бригады. По свидетельству лиц, видевших их в Кременчуге в 1815 году, они были великолепны. Древки у них темно-зеленого цвета с желобками, из которых три выложены желтой медью и вызолочены. Наверху медное вызолоченное копье, в средине которого георгиевский крест. К копью привязаны серебряные кисти на серебряных плетеных шнурках. Знамя четырехугольной формы, голубое, шелковое, обшитое широкой золотой бахромой. Посредине с обеих сторон масляными красками написан Спаситель во весь рост, а кругом надписи золотыми буквами. Вверху: «С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтесь яко с нами Бог». С трех сторон полотна: «Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя, да не постыдимся вовеки»; а внизу «Войска Донского Атаманскому полку за храбрость». Бунчук серебряный, длинный, с двумя языками. Кругом обшит золотой бахромой. Посередине с обеих сторон изображение красками св. Георгия Победоносца на коне, поражающего копьем дракона. Кругом надпись золотыми буквами: «Войску Донскому Атаманскому полку за отличную храбрость». Через месяц после освящения знамен Атаманский полк с веселыми песнями вступил в Новочеркасск. ГЛАВА XI. Мирные годы


Служба в Новочеркасске. — Песенники полка. — Служба урядников. — Производство в офицеры. — Ученья. — Похороны атамана Платова. — Атаманцы усмиряют крестьян. — Похороны Императора Александра I. — Участие в войсковых кругах.  

С 1802 года Атаманский полк имел десять сотен. В Новочеркасске были расквартированы две или одна сотня, люди остальных сотен жили по станицам и собирались только на время учений. Сотнями командовали подполковники и есаулы, в помощь им были сотники и хорунжие. Ближайшими помощниками офицеров были и пятидесятники. Казаки имели все вооружение и снаряжение, даже ружья и пистолеты, а равно и мундиры собственные. 20 ноября 1815 года для большего единообразия и в облегчение офицеров войска Донского штаб- и обер-офицерам вместо прежнего шитья повелено иметь серебряные петлицы: по одной с каждой стороны воротника и по две на обшлагах, по образцу петлиц кавалерийского полка, причем в нашем полку 11 октября 1816 года велено иметь две серебряные петлицы, как то существует и теперь. На ученья полк собирался весною на Красный Яр. Зимою же небольшая часть полка чередовалась в караулах при атаманском доме и при знаменах. Во время мирной жизни в Новочеркасске больше всего отличались наши песенники. Голоса были на редкость. Особенно отличались казаки Александровской станицы. В полку трубачей не было. Да и в Новочеркасске не было ни одного порядочного хора музыки, а потому наши песенники во всех торжественных случаях пили за атаманским столом и по праздникам, одетые в синие кафтаны, распевали на публичных гуляньях и в городском саду. Они же ходили Христа славить к знатным особам на Рождество, пили на свадьбах, именинах и при других торжествах. При пении употребляли в те времена бубны, литавры, тарелки и полумесяцы. Тяжело было служить лишь урядникам. Учебных команд тогда не было, и в звании урядника казаки жаловались за воинские подвиги, за храбрость или за особое отличие по службе. Урядников в войске было мало. В нашем полку на сотню приходилось по четыре, пяти урядников. Между тем на ординарцы к атаману, в почетные часовые, а также на все торжества под знамена требовались урядники. Поэтому они служили без перемены, не имея возможности иногда по десяти лет и более бывать дома. Но зато галуны урядника открывали доступ и к офицерскому званию без всякого экзамена. Все наши урядники еще в Париже за отличие в Отечественную войну были произведены в хорунжие. Офицерский чин в те времена давал не одно только преимущество по службе, но и увеличенный земельный надел. Офицер из казака — мелкого землевладельца — становился помещиком. По мере повышения в чинах и количество земли увеличивалось, кроме того, жаловались и русские крепостные крестьяне. На учении команд не было. Указывали, что нужно сделать, и говорили «вперед», «марш». Повернуть полк было очень трудно. В преследовании гнали по несколько дней. Писаного устава в те времена для казаков не существовало. Приучали лошадей прыгать через рвы и барьеры, кололи пикой нарочно сделанные чучела, рубили их и джигитовали. 10 января 1818 года полк наш в полном составе хоронил своего любимого атамана графа Матвея Ивановича Платова. Не одна слеза выпала на гроб того, кто сделал имя донского казака страшным всей Европе, кто любил и лелеял атаманцев. При новом атамане Адриане Карповиче Денисове 20 ноября 1819 года в Атаманском полку белые перьяные султаны, бывшие на шапках, заменены продолговатыми волосяными султанчиками, существовавшими в то время в полках легкой кавалерии, у офицеров серебряными, у казаков белыми. В том же году вместо генерала Грекова командиром полка назначен герой войны 1812 и 1813 годов, бывший атаманец и георгиевский кавалер — полковник Кирсанов. После войны 1812 года многие донские генералы получили вместе с земельными участками и крестьян на вывод. Эти крестьяне долго не могли примириться с положением своим в новой земле, волновались и оказывали неповиновение своим помещикам, буянили, жгли имения и косили хлеб на корню. В 1820 году весной взбунтовались сначала крестьяне князей Орловых. Их пошли усмирять казачьи полки, собранные для отправки на Кавказ. Во время их отсутствия в селении Голодаевке, в Миусском округе, у господ Мартыновых возмутились их крепостные. Большая часть нашего полка в это время уже была в сборе для весеннего ученья. По приказанию атамана Денисова эти сотни под командой полковника Кирсанова отправились в Голодаевку, где крестьяне в числе нескольких тысяч человек расположились лагерем. Казакам приказано было окружить лагерь, и если бы кто из крестьян осмелился оказать неповиновение своим помещикам, то таких крестьян было приказано брать под караул. К нашему полку на подходе присоединился генерал-адъютант Чернышев, приведший с собою полки, посланные к князьям Орловым, один эскадрон Л.-Гв. Казачьего полка, роту артиллерии и пехотный регулярный полк. При приближении этой массы войск крестьяне смирились и разошлись по деревням. Атаманцы вернулись в Новочеркасск. Во время усмирения пришлось делать большие переходы и большей частью рысью, лошади были сильно утомлены, а потому обычного весеннего ученья не делали: часть полка была оставлена для караула, остальные отпущены по станицам. В 1821 году на место Адриана Карповича Денисова назначен войсковым атаманом Алексей Васильевич Иловайский. Он любил роскошь в жизни; устраивал спектакли и балы. А когда он выезжал из своего дома, его сопровождал конный взвод Атаманского полка. Наряд вследствие этого был усилен. При нем приказано было казакам иметь перевязи вместо шелковых кожаные по образцу Л.-Гв. Казачьего полка. Служба Атаманского полка в минувшие войны, образцовое поведение казаков далеко выдвинули полк из среды других казачьих полков. На атаманцев смотрели почти как на гвардию. От них требовали чистого и однообразного обмундирования, а во всех почетных командировках с этого времени они участвуют наряду с Л.-Гв. Казачьим полком. Так, когда 19 ноября 1825 года скончался в городе Таганроге Александр Благословенный, пораженные горем и ужасом отчаянные атаманцы в полном составе были вызваны в Таганрог. Там у тела Того, перед глазами которого всего шесть лет тому назад сражались казаки на полях Арсиса и Фер-Шампенуаза, стояли на часах офицеры нашего полка, а атаманцы сменяли лейб-казачий караул у Таганрогского собора и у дворца Императрицы. На всех войсковых кругах атаманцы занимали видное место; 9 мая 1826 года, в день принятия пожалованной войску сабли Императора Александра I, полк в полном составе был на площади перед собором. Это был последний раз, когда жители Новочеркасска видели все сотни полка на кругу. В следующем году полк выступил в поход на войну с Турцией, а с войны перешел сначала на Днестр, потом в Польшу, а потом и в Петербург. Наступали новые времена для Атаманского полка. ГЛАВА XII. Казачий Наследника полк


Вооружение и снаряжение атаманцев. — Пожалование Атаманского полка Шефом. — Рескрипт 20 октября 1827 года.  

В 1827 году и на Дону, и в Петербурге только и разговоров было, что о предстоящей войне с турками. Донские казачьи полки находились на Кавказе, где воевали с персиянами. На Дону оставалось всего несколько полков, и в том числе Атаманский. Уже зимой 1827 г. приказано было нашему полку в составе пяти сотен собраться в Новочеркасске и быть готовым к выходу. Несмотря на то, что у полка была строго определенная форма, сотни были одеты не однообразно. Происходило это оттого, что казаки обмундировывались сами, на свой счет. Полковых портных не было, мундиры шили по станицам, почему и покрой был не совсем одинаковый, и отличия были нашиты неправильно. Вооружены казаки тоже были различно. Были у казаков и шашки с эфесом без дужки казачьего или восточного образца, были и сабли, отбитые у французов, и кривые турецкие ятаганы. Древки у пик были темно-красного цвета. Ружья были кремневые, у кого нарезные штуцера или карабины, у кого гладкоствольные линейные ружья. Калибр их был вдвое больше нынешних — семилинейный. Заряжались они с дула. Казаки имели патроны, в которых хранился порох и пуля. Пуля была круглая. Заряжали ружье в двенадцать приемов. Надо было «скусить патрон», то есть зубами оторвать пулю патрона, потом насыпать порох в дуло, забить шомполом пулю, вставить шомпол на место, насыпать немножко пороху на полку подле курка, и тогда можно было стрелять. Во время дождя порох намокал и не загорался от искр. Нашим дедам нелегко давалась меткая стрельба. Кроме ружей казаки имели еще пистолеты — у кого один, у кого два. Пистолеты были с одним дулом и с двумя — двойные. Оттого и в песне нашей поется: Сам на сером коне,

Грудь горит в серебре,
По бокам пистолеты двойные.

Офицерские чины отличий не имели. Была разница только в штаб-офицерских и обер-офицерских эполетах. Но атаману Иловайскому хотелось привести все это в порядок, и вот 1 — го января 1827 года на офицерских эполетах казачьих полков для различия чинов повелено иметь кованые звездочки: у хорунжих — одну, У сотников — три, у майоров — две, у подполковников или войсковых старшин — три. 10-го июля 1827 года приказано вместо султанов на шапках иметь шерстяные шарики, называемые «помпонами», у казаков белые, у офицеров серебряные. Шарики эти казаки покупали на ярмарках в особых лавочках… Доблести наших дедов в Отечественную войну, а потом храбрость донских казаков в войне с персиянами обратили на войско Донское милостивое внимание Государя Николая Павловича. 2-ое октября 1827 года для Донского войска и нашего полка в особенности должно быть памятно. Войско получило Атамана — Наследника Цесаревича, а наш полк стал Шефским полком Его Императорского Высочества Наследника Великого Князя Александра Николаевича. После Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка Атаманский полк первый и единственный из казачьих полков, имеющий Шефом Особу Императорской Фамилии. Велика была радость наших офицеров и казаков, когда их собрали однажды в октябрьский день на площади и командир полка генерал полка Кирсанов прочел следующий Высочайший рескрипт на имя Наказного Атамана войска Донского Генерал-Майора Кутейникова. «Дмитрий Ефимьевич! — значилось в рескрипте. — Назначив приказом, сего числа отданным, любезного сына моего, Наследника, Великого Князя Александра Николаевича Атаманом всех казачьих войск, повелеваю вам объявить о сем по вверенному вам храброму войску Донскому, уверен будучи, что оное найдет в сем назначении новое доказательство моей признательности и благоволения к оному за его знаменитые услуги Отечеству и верность к престолу, в коих я тем более удостоверен, что оно уже и при начале царствования моего явило столь блистательные опыты Своего усердия и храбрости в настоящую войну с Персиянами. При сем повелеваю считать ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО, Наследника Великого Князя Александра Николаевича Шефом Донского Атаманского полка, которому и именоваться — казачьим Его Императорского Высочества Наследника полком». Пребываю Вам благосклонный «НИКОЛАЙ» В С. -Петербурге, октября 1827 года. Шефу нашего полка шел в это время десятый год. Он родился 17 апреля 1818 года. С этого дня, как мы увидим дальше, Казачий Наследника полк пользовался особым расположением Его Высочества. Царственный юноша с редким вниманием следил за боевыми успехами полка, чутко относился к нуждам своим атаманцев, широко помогая своим казакам… 21 января генерал Кирсанов сдал полк подполковнику Захару Спиридоновичу Катасанову, а через два месяца после этого потянулись, сверкая пиками на весеннем солнце, синие ряды атаманцев в поход в знакомые отцам поля Молдавии и Валахии. Война Турции была объявлена. ГЛАВА XIII. Участие полка в войне с турками 1828 года

Причины войны с Турцией. — Что делал полк во время осады крепостей. — Дело под г. Галацом. — Стихи, присланные Наследником Цесаревичем Атаманскому полку. — Небрежное донесение хорунжего Попова. — Как загладили его атаманцы. — Потери полка во время войны.  

Турки думали, что после войны с Наполеоном Россия, потерявшая столько солдат на полях сражений, ослабела. Им казалось, что они могут не исполнять договоров, заключенных с Россией. Они заставляли русских, занимавшихся торговлей на турецкой земле, или принимать подданство султану, или выселяться из Турции. Они не пропускали наши корабли через проливы Черного моря и тем мешали нам торговать с иноземными государствами. Они подговаривали персов не заключать с нами мира. Все это заставило Императора Николая I отдать приказ о переходе нашими войсками турецкой границы. Между нами и турецкими землями лежали тогда два христианских княжества — Молдавия и Валахия. Местность в них подобна нашей Донской земле. Те же степи, с широкими полями высокой кукурузы, с пылью летом и грязью весной, те же балки, те же виноградные сады и бахчи с арбузами, дынями и кабачками. Населяют эти земли румыны — народ, похожий на цыган. Хотя они и считались подвластными турецкому султану, но при приближении наших войск все население, имея духовенство впереди, выходило навстречу к полкам. Молдавия и Валахия без боя были заняты нашими войсками. За этими княжествами по турецкой границе широкой лентой течет Дунай. Северный берег его, низменный, болотистый, поросший камышом, труднодоступен. Южный — турецкий — высокий, с крутыми скалами и отвесными обрывами. Здесь построено много крепостей — Варна, Измаил, Браилов, Силистрия, Журжа, Рущук и другие. Все войны с турками мы начинали с осады этих крепостей. Не взявши их, нельзя перейти Дунай, нельзя проникнуть и в Турцию. А взять их трудно. Они окружены высокими и прочными стенами, глубокими рвами. Для взятия их назначался особый осадный корпус. Подвозили громадные пушки к стенам крепости. Пехота плотным кольцом окружала их. Рыли канавы с валиком, строили земляные коридоры, называемые траншеями. Пушки день и ночь палили по стенам, пока не образовывался обвал. Саперы по подземным галереям подходили под стены и закладывали бочки пороха. Когда все было готово, назначали день штурма. Саперы взрывали мины, галерея расширяла проходы в стенах, пехота с развернутыми знаменами, с музыкой на штыки шла штурмовать крепость… Но что делала конница? Она располагалась на всех дорогах. Она не допускала никакого сообщения с крепостью. Когда войска выходили из крепости, чтобы помешать нашим работам, делали вылазку, кавалерия доносила об этом, атаковала неприятеля и прогоняла обратно в крепость… Вот такие-то обязанности и были возложены на наш полк в эту войну с турками. В апреле 1828 года атаманцы недалеко от г. Ясс перешли через реку Прут и здесь получили назначение идти к Браилову. Осадный корпус, обремененный многими тяжелыми орудиями, медленно подвигался к Дунаю. Впереди шли казаки. На пути, у слияния рек Серета и Дуная, лежал город Галац, занятый турками. 20-го апреля передовой разъезд нашего полка под командой есаула Стоянова, при урядниках Старикове и Аникине и 48 казаках подходил к нему. День был жаркий. Сухая темная пыль поднималась к небу высоким столбом. Сквозь эту пыль еле видны были белые домики, крытые соломой, и тонкие стройные минареты турецких мечетей. Передовые казаки донесли, что Галац занят. Действительно, два выстрела прозвучали в тишине знойного дня, к ним присоединились еще и еще, и стены низких домов окутались дымом. — За мной! — крикнул Стоянов. Бурый жеребец его закачался просторною рысью, напружинил зад и перешел в намет. В руках у офицера и урядников сверкнули старинные клинки. Тесной стеной, нагнув копья, поспевал за ними маленький отряд. Ближе и ближе белые дома, грязные плетни и весь беспорядок турецко-румынского города. Отчетливей торопливые выстрелы, виднее алые фески и белые чалмы защитников городка… Турки не выдержали смелой атаки горсти атаманцев и побежали. До 60-ти турок было взято в плен. К вечеру в Галаце собрался весь Атаманский полк. На завтра, 27 апреля, была назначена переправа через реку Серет. Переправа вплавь, конечно. Всеми казачьими полками Браиловского осадного корпуса командовал генерал-майор Каменнов, но в день переправы он был нездоров и отрядом командовал подполковник Катасанов. 27-го казаки переплыли реку Серет, а 28-го апреля подошли к визирьскому броду на р. Бузео и перешли через нее. Здесь передовые наши разъезды донесли, что на равнине, недалеко от крепости Браилова, пасутся турецкие стада. Подполковник Катасанов взял сотню Атаманского полка под командой есаула Миллера, при сотниках Урасове и хорунжем Грекове и кинулся с ними к турецким стадам. Турки загнали стада к селению Барбеш, а сами заняли огорожи этой деревни и открыли частый огонь по нашим казакам. Турки плохи в атаке, но обороняться умеют хорошо. Несколько казаков было ранено и убито. Эти первые убитые и раненые рассердили атаманцев. Крепче прижали они пики под мышки, придавили ногами лошадей, лихие кони прыгнули через заборы, валики и канавы, и пошла рубка в узких улицах маленькой деревушки. 18 человек было взято в плен, много поколото и порублено на месте. Много скота и разный багаж, который турки везли в Браилов, были отбиты. 29 апреля наш полк подошел к Браилову. Осадным корпусом командовал великий князь Михаил Павлович, брат Государя. Атаманский полк занялся аванпостной службой, оберегая пехоту, принявшуюся рыть траншеи. 7-го мая к Браиловскому корпусу прибыл Государь Император. На аванпостах наш полк почти ежедневно сталкивался с неприятельскими отрядами, пытавшимися пробиться к осажденным. Рогатый скот, пленные турки, их знамена или бунчуки нет-нет да и доставались в добычу атаманцам. Один из таких бунчуков, отбитых атаманцами во время схваток с турецкими наездниками, был отправлен полком к Августейшему Шефу. И какова же была радость и умиление наших станичников, когда десятилетний Наследник ответил полку следующим стихотворением: Мой храбрый полк, благодарю
За первый твой трофей победный.
Ты верен славе был последней,
Ты делом угодил Царю!
Твой Атаман перед тобою
Еще не может в бой лететь,
Но может он уже душою
От дел отважных пламенеть,
Еще он скрыт от взоров света,
На честь (у) младенцев права нет,
Но знает он, что детски лета
Готовят честь грядущих лет,
Лети за славою прекрасной,
Молитесь, храбрые друзья,
Чтоб лета не прошли напрасно,
Чтоб славу мог нажить и я!

С прибытием Государя в лагерь под Браиловом было повелено нашей 1-й сотне, которая тогда называлась лейб-сотней, состоять при Императорской главной квартире, а полк временно прикомандировать к Гвардейскому Корпусу. С этого времени Государь обратил особенное внимание на полк Своего Сына. Он заметил, что вооружение казаков не однообразно, и, узнав, что казаки вооружаются на свой счет, пожелал, чтобы это было изменено. 15 мая 1828 года Высочайше повелено было отпустить для Атаманского полка всю оружейную амуницию на счет казны, по образцу Л.-Гвардии Казачьего полка, с тою разницею, что древки пик в нашем полку приказано иметь светло-синего цвета. А военные действия и осада крепости продолжались. В конце мая Браилов был взят, и наша армия двинулась на овладение крепостями Шумлой и Варной. От Атаманского полка потребовали надежных казаков для указания пути нашим колонам. Днем сотни атаманцев шли впереди всех, а ночью, когда отряд располагался на отдыхе, атаманцы занимали «ночную цепь». Жара была невыносимая. Люди падали на походе, пораженные солнечным ударом, на шапках разрешено было привязать манерки с водою. 3-го июня мы обложили крепость Кюстенджи и, взяв ее, продолжили путь к Шумле. 9 июля наши войска окружили Шумлу, а Атаманский полк занял посты на Разградской и Силистрийской дорогах. Наступила тяжелая сторожевая и разведывательная служба. Осторожный разъезд никогда не даст хорошего донесения, а подойти ближе — рискуешь потерять людей. Итак, дня не проходило без того, чтобы не было убитых или раненых во время перестрелок с турками на постах. Но лучше смерть и раны, чем позор Государева замечания. И казаки это понимали и смело лезли в города и села, занятые неприятелем. Но… грех да беда на кого не живет… Вышел грех и с нашим полком. В первых числах июля молодой офицер нашего полка, хорунжий Попов, был на разведке и в 12-ти верстах от лагеря увидал дымы и палатки большого лагеря. Не исследовав, в чем дело, он послал рапорт полковому командиру подполковнику Катасанову, что 1000 турок стоит у нашего лагеря. Катасанов, уверенный, что атаманский офицер не ошибется, послал донесение в Главную Квартиру. Для разбития этой орды был отправлен генерал-адъютант Орлов, но оказалось, что это были не турки, а русские войска графа Толстого. Государь Император остался сильно недоволен такою небрежностью в Атаманском полку и приказал походному атаману Сысоеву взыскать с виновных. Тяжело было дедам нашим выслушать это первое в жизни полка замечание… На веки веков решили они запомнить и детям и внукам заповедать быть как можно внимательнее в разъездах, не жалеть жизни своей, лишь бы давать верные донесения и не огорчать обожаемого Государя. Приказ об этом проступке узнали в полку 17 июля, и загорелись сердца атаманцев. Захотелось им кровью своей заслужить прощение невольной ошибки своего молодого товарища. Случай представился на другой же день. Наш полк был послан для занятия гор. Разграда. Без выстрела неслись казаки в улицы города, порубили и взяли в плен 51 турка и освободили 4180 болгар. Офицеры искали случая загладить неприятное впечатление от неправильного донесения. Хорунжие лезли смело в огонь — один из них, Башмаков, был убит пулей, другой, Чамбин, весь израненный напавшей на него заставой, к которой он подкрадывался, вскоре умер, Костин и Платонов были выведены из схваток тяжелоранеными. Старые офицеры от них не отставали. Подполковник Хоперсков был ранен во время рекогносцировки неприятельского расположения, есаул Миллер 14 августа, атакуя со своею сотней неприятеля, пытавшегося порвать нашу цепь, был опрокинут двумя ядрами и при падении с лошади получил сильный удар в голову… 20 сентября наш полк атаковал 7000 человек, вышедших из Шумлы, опрокинул их и побил более 40 человек, заставив остальных вернуться в крепость. И Государь простил небрежную разведку 11 — го июля. За взятие Разграда командир полка получил чин полковника, урядник Кузнецов георгиевский крест. Наступала осень, и с нею труднее становилось вести войну. Турки покидали города и сдавали крепости, 29-го сентября Варна была оставлена турками, и наши войска могли идти к столице Турции Константинополю. Атаманский полк, переведенный после 20-го сентября от Шумлы к Варне, куда отправился Государь Император, в декабре месяце получил приказание следовать к городу Яссам и далее в Россию. Турки заговорили о мире, и войска возвращались домой. За эту войну во время аванпостной службы с апреля месяца по ноябрь наш полк потерял убитыми — 1 обер-офицера и 11 казаков, умершими от ран — 1 обер-офицера и 3 казаков, без вести пропавших — 3 казаков, тяжелоранеными- 1 обер-офицера и 17 казаков, легкоранеными — 1 штаб-офицера, 2 обер-офицеров и 16 казаков; а всего 1 штаб-офицера, 5 обер-офицеров и 48 казаков, то есть почти одна десятая часть полка выбыла из строя. ГЛАВА XIV. Первая постройка мундирной одежды за счет казны


Перемена формы. — Смотр полка полковником Золотаревым. — Недостатки в одежде. — Пожалование Государем 25000 рублей на постройку обмундирования.  

Турецкая война 1828 года обратила милостивое внимание Государя на атаманцев, и с этого времени и Государь, и Шеф Наследник Цесаревич близко знакомятся с жизнью полка и стараются облегчить службу атаманских казаков. Вместе с тем в обмундировании казаков происходят перемены с целью красиво одеть шефский полк Цесаревича. 30 декабря 1828 года приказано было казакам вместо синих курток с голубою выпушкою иметь голубые куртки; с шаровар снять лампас, а петлицы и эполеты вместо голубых приказано иметь белые и эполеты с бахромой. 31 декабря 1828 г. вместо полковника Катасанова командиром Атаманского полка назначен полковник Михаил Михайлович Кузнецов. По окончании войны, во время следования к городу Яссам, обмундирование и снаряжение Атаманского полка было осмотрено командиром жандармов 2-й армии полковником Золотаревым. Оказалось, что оружие казаки имеют казенное, но седла и одежду собственную, которая за время похода совершенно износилась, а некоторые казаки и вовсе не имеют мундиров. До 300 лошадей пришло в полную негодность к службе. Командир гвардейского корпуса великий князь Михаил Павлович приказал относительно лошадей снестись с наказным атаманом, а мундирную одежду завести согласно новой формы. По новой же форме приказано было в июне 1829 года иметь офицерские чекмени зимние — ниже колена, синие с голубою выпушкою, а летние (куртки) — по пояс, голубые с петлицами, как Л.-Гв. в Казачьем полку, а 7 августа 1829 года повелено эполеты как офицерам, так и казакам иметь с чешуйчатым полем, как в легкой кавалерии, казакам — с белой бахромою. Полковник Кузнецов был крайне озабочен постройкой форменной одежды для казаков Атаманского полка. Если строить ее в счет получаемой казенной ремонтной суммы, то этих денег не хватит, потому что постройка форменных вещей по самой меньшей цене будет стоить до 150 рублей в год на каждого казака. Поэтому он обратился к наказному атаману с просьбой выдать в пособие на обмундирование казаков Атаманского полка из войсковых сумм до 25 тысяч рублей. По докладе об этом Государю Императору последовала следующая резолюция Государя, изложенная в надписи военного министра генерала Чернышева: «По уважению того, что полк сей служил с отличием во время минувшей войны, и в знак Монаршего благоволения к оному, так как он удостоен носить Имя Наследника Престола, сии 25000 рублей Всемилостивейше жалуются оному из Государственного Казначейства с тем, чтобы Наказной Атаман имел особенное наблюдение за обмундированием нижних чинов оного по утвержденному образцу мундирными и амуничными вещами и потщился, чтобы оный во всех отношениях был в отличном состоянии». Эта резолюция положена была 16 июля 1830 года, в то время, когда наш полк находился в карантинной линии в Бессарабии для предотвращении чумной заразы. Для заказов мундиров и амуниции был командирован от полка в Москву и Тулу сотник Урасов. С этого времени наш полк начинает одеваться совершенно одинаково и строго по форме. ГЛАВА XV. Против чумы

На аванпостах по Днестру. — Устройство постов. — Холод и лишение. — Прибытие Атаманских казаков из плена. — Назначение одной сотни на службу в Петербург.  

Страшная, тяжелая и неизлечимая болезнь — чума. Все тело покрывается черными гнойными пятнами, судорога подергивает руки и ноги, рассудок мутится, лицо темнеет, и в два-три дня человек умирает. И кроме того, чума крайне заразительная болезнь. Достаточно прикоснуться к больному, побыть с ним в одной комнате, тронуть его одежды, чтобы заболеть чумою. Единственное средство — оцепить край, пораженный болезнью, и никого не впускать и не выпускать из него. Чума уничтожит в нем много людей, но зато не распространится широким пожаром в окрестностях. Чума появляется всегда на далеком юге. Там, в болотах, согретых полуденным солнцем, гнездится зараза и оттуда переходит на север. Для охранения от нее по границе ставятся войска — войска эти называются Карантинной стражей. В сентябре 1829 года чума появилась в Молдавии и Валахии и захватила Бессарабскую область и обнаружилась в городе Кишиневе. Нашим войскам, возвращавшимся из турецкого похода, приказано было повернуть обратно и занять карантинную линию вдоль по р. Днестру. Атаманскому полку надлежало стать в гор. Могилеве и от него по Днестру занять линию постов. Начальником всей линии был назначен генерал Беклемишев, а всем отрядом заведовал губернатор князь Воронцов. Тяжелое время наступило для казаков. Сотни были разделены по постам, по 8-12 человек на посту. Посты были расположены в расстоянии 2–4 верст пост от поста. У переправ через реку стояли офицерские посты. Многим пришлось стать в чистом поле, вдали от жилья. Наступала холодная осень, и на постах приказано было поставить казармы. И вот заботами частью казаков, частью полиции построили маленькие домики, срубы без печей и рядом конюшни из плетня. Жестоко мерзли казаки и их лошади на постах в зимнюю стужу, во время вьюги и метели. Лошади худели и косматились в постоянной работе. Служба была нелегкая. Днем казаки стояли в соломенных будках пешими, наблюдая пространство от поста до поста, а ночью содержали парные разъезды вдоль реки. Они никого не должны были пропускать за реку, а переходящих насильно ловить и представлять по начальству. Если поймать нельзя было, то должны были стрелять. Ловить было опасно. Ведь перебежчик шел с чумной стороны и мог быть уже зараженным. Хватающие его люди могли получить заразу и умереть не в бою с неприятелем, а от тяжелой чумной болезни. За поимку полагалась награда по сто рублей за каждого перебежчика. Командир полка полковник Кузнецов делал постоянные объезды, наблюдая за полным порядком на постах и за бдительной службой полка. Два с половиной месяца полк простоял в полном своем составе на кордонах. В конце ноября двум сотням подполковника Хоперского было приказано идти в Новочеркасск: их сменяли эскадроны Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка. 15-го января в глухую зимнюю пору, когда вьюга крутила вихри снега и в четырех шагах не было ничего видно, разъезд нашего полка наткнулся на четырех людей в нищенском одеянии, перебиравшихся через реку. — Стой, кто идет? — крикнул старший. — Свои. Казаки, — был ответ. — Какой леший казаки, — еще грознее наступил старший и схватил первого странника за воротник. Странник смотрел на разъездного, разъездной вглядывался в странника. — Да ведь это наши, атаманцы, — взволнованным голосом произнес человек в нищенском одеянии. Старший спрыгнул с лошади. — Полубедов — ты что ль? — Да я же! Родимый! А то вон Воинов, а это — Изварин да Поляков. — Господи! Пришли, наконец! Эти оборванцы, голодные и отрепанные, были казаки нашего полка, взятые в минувшую войну с турками в плен. Старший Изварин, еще с Наполеоном дравшийся, имевший знак отличия Военного Ордена и медаль за 1812 год, был вместе с Поляковым взят турками 22 августа в госпитале, где они лежали ранеными. Полубедов был забран 30-го июня при Базарджике и Воинов 14 августа под Шумлой. После Адрианопольского мира турки их освободили и отвезли в город Бургас, откуда пленные пешком направились в Россию. Они уже были исключены из списков полка, у них не было ни лошадей, ни мундиров, ни сапог. Разъездные привели станичников на пост. Вокруг огня собрались все казаки поста. Поднялись расспросы. Пленники рассказали грустную историю мытарств в чужеземной стороне, их прослушали, накормили, одели и донесли по начальству. Их приказано было выдержать 21 день под наблюдением, чтобы узнать, не заражены ли они чумою, а затем им выдали пропускной лист и отправили на Дон, чтобы там они купили коней и справились на службу. Это было единственное событие, заставившее казаков поговорить и поволноваться. В августе 1830 года остальные наши сотни были сменены донскими казачьими полками Долотина и Ягодина. 7 сентября четыре сотни собрались в Ямполе и 15 октября пришли в Таганрог. Здесь атаманцев ожидала новая Царская милость. 11 декабря 1831 года Высочайше повелено было, чтобы вместо состоящих в Петербурге трех эскадронов Л.-Гв. Казачьего полка иметь только 2, а вместо третьего эскадрона быть в Петербурге при Л.-Гв. Казачьем полку сотне Донского Казачьего Атаманского Его Высочества Наследника полка, которая должна ежегодно сменяться присылаемою вновь с Дона сотнею Атаманского полка. Стоящей в Петербурге сотне приказано производить содержание от военного министра, а не от войска Донского. Обмундирование этой сотне приказано строить казенное, жалованье же казакам выдавать, как то было и раньше, по армейскому окладу. Эта милость Государева имела громадное значение для полка. Выборный от войска полк военными заслугами и образцовой службой заслужил великую честь состоять в столице при Особе Государя Императора. И казакам стало легче служить с тех пор, как казна приняла на себя обмундирование очередной сотни, и вид сотни много от этого выиграл. Однако сотня нашего полка могла прибыть в Петербург лишь в 1832 году. В 1831 году командировать сотню помешала война с поляками. Тяжелая служба атаманцев в карантинной линии не была забыта: командир полка награжден орденом св. Анны 2 степени, с короною, двое хорунжих получили за прекращение заразы чины сотников и двое урядников — чины хорунжих. Сотенные командиры и начальники участков, младшие офицеры и урядники получили Именное Высочайшее благоволение. ГЛАВА XVI. На взбунтовавшихся поляков


Как взбунтовались поляки. — Местность, на которой приходилось действовать. — Подвиг хорунжего Кузнецова у Гарболино. — Дела у Куфлево и Сарочино. — Плененная застава 3-й сотни. — Дела у Мациоржиц и под Варшавой. И года не простояли Атаманцы в Новочеркасске и Таганроге, как вышло повеление спешно снарядиться и усиленными переходами идти к польской границе.
Начиналась война с польскими мятежниками.
Вот какую песню сложили наши деды про эту войну:

Задумали поляки на Россию воевать

Да старый край Польшу взять:
«Мы Россию завоюем,
Короля будем иметь,
Закон польский мы уставим,
Орла белого поставим —
Узнает нас и пруссак,
Он сдается нам и так!»
Наш Царевич Михаил

Из лесу Польшу манил,

Разузнал стежки-дорожки
И расправил Польше ножки,
Буг и Вислу он отставил,
Корпус гвардии поставил,
А в Нарове вода кисла,
Погнал поить их до Вислы.
Он Хлопицкий, самозванец,
Показал он Польше танец,
Он по-хлопски убирался
И в Пруссию подался,
Прусс его принял —
В Петербург отослал.

Осенью 1830 года «задумали поляки на Россию воевать»… Польша принадлежала тогда России и управлялась особо назначенным от Государя Наместником. Наместником этим был родной брат Государя Великий Князь Константин Павлович. У поляков были свои войска, обученные по русскому уставу. Вот эти-то войска и большая часть жителей 17 ноября 1830 года взбунтовались и с оружием в руках бросились в казармы русских полков, квартировавших в Варшаве. Многие русские офицеры были зарезаны на своих квартирах. Великий Князь успел выехать из Варшавы и собрать вокруг себя русские полки. Около него было 7000 войска. Между тем в одной Варшаве польских войск было до 10000 человек. Весь польский край поднялся. У кого не было ружей, брали косы, насаживали их на палки и образовывали батальоны «косинеров». Верных долгу и присяге мятежники захватывали, дома их сжигали, а их самих вешали. Как только узнали об этом в Петербурге, Государь приказал двинуться на усмирение поляков гвардейскому корпусу под начальством Великого Князя Михаила Павловича, а с Дона примкнуть к нему донским казакам. 9-го февраля 1831 года Атаманский полк прибыл в город Пултуск и вошел в состав корпуса генерала Гурко. Сейчас же наши сотни были разделены на отдельные партии и втянулись в громадные леса, окружающие реку Буг. Им было приказано узнать, насколько крепок лед на реке и может ли по нему пройти кавалерия и артиллерия. Эта война была совсем особенная. Местность, на которой действовал полк, покрыта дремучими лесами и непроходимыми болотами и топями. По всем деревням, в лесах, по корчмам и трактирам ютились мятежники. Всякий крестьянин был опасен, во дворах у помещиков скрывались отряды, или, как их называли, «банды» поляков. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из казаков не был убит из-за угла изменнической пулей. Но зато в эту войну казаки, привычные действовать маленькими партиями под командой хорунжих и урядников, имели случай отличиться. За мелкие стычки и захваты мятежников 27, 29 и 31 марта и 1 апреля урядник Никулин и казаки Сидоров, Абросимов, Харитонов, Аксенов, Горелов, Калмыков и Кузнецов награждены знаками отличия Военного Ордена 4 степени. Главная армия наша под командой графа Паскевича Эриванского подавалась к Варшаве. Атаманский полк очищал ей путь с южной стороны. В самую распутицу, 7-го апреля, полк, имея впереди хорунжего Кузнецова с разъездом из нескольких казаков, подходил к местечку Гарболино. Дорога шла лесом. За лесом открывался мост и видны были дома местечка. Едва только передовые казаки показались из-за леса, как со стороны Гарболина раздался дружный залп. Хорунжий Кузнецов выскочил вперед и увидал, что поперек моста навален хворост и доски, а за ними видны поляки. — За мною, стройся! — крикнул атаманский офицер. Казаки по тяжелой грязи поскакали к мосту. В неприятельской стороне произошло движение. Часть защитников моста побежала к лошадям, стоявшим за домами, часть открыла беспорядочную стрельбу. Казаки пришпорили своих лошадей. Толкнул шпорами коня Кузнецов и перепрыгнул через завал. Польский конный егерь замахнулся на него прикладом своего штуцера, но тут же был свален сильным ударом шашки. Казаки покололи еще нескольких и ворвались в деревню. Конные егеря, занимавшие ее, бежали, часть была захвачена в плен, и от них казаки узнали, что мятежники занимают м. Сарочино. Разъезд хорунжего Кузнецова, состоявший из урядников Семенцева, Ерофеева, Соковникова и казаков Пушкарева, Ажинова, Турчанинова, Захарова, Дашкова и Фомина, украсился знаками отличия Военного Ордена 4 степени. М. Сарочино лежит в глухом лесу среди болот. На коне к нему не подъехать. Поляки укрепились в нем, заняли дома, завалили улицы и переулки, закрыли ставнями окна. Полковник Кузнецов приказал Атаманскому полку огнем выбить неприятеля. Застучали в лесу казачьи штуцера, и пошла перестрелка. Поляки покинули Сарочино, и наш полк мог продолжать движение к Главной Армии. В этом деле особенно отличились урядник Ушаков и казак Жиров, получившие георгиевские кресты. 11 — го апреля к нашему полку присоединились Донской казачий Ильина полк, 2-й и 5-й Черноморские полки, и этот конный отряд под командой полковника Кузнецова собрался у деревни Руда. На другой день наши разъезды открыли мятежников у сел. Куфлева, потеснили их и погнали перед собою. 28 апреля мятежники собрались в больших силах у местечка Ленчно. Несмотря на сильный ружейный огонь, полковник Кузнецов выстроил атаманцев и повел их в атаку на польские эскадроны. Наш полк опрокинул четыре эскадрона и, сопровождаемый казаками Ильина и черноморцами, врубился в толпы неприятеля. За это дело полковник Кузнецов был награжден золотою саблею «за храбрость», а урядники Коньков, Поликарпов, Крюков и Костин и казаки Таперичкин, Фролов, Карпов, Никулин и Харланов получили знаки отличия военного ордена. В начале мая месяца отряд полковника Кузнецова присоединился к главной армии, и Атаманскому полку приказано было занять аванпосты. Разделенные друг от друга, где взвод, где полусотня, жутко чувствовали себя казаки среди мятежного края. Так как война началась внезапно и Действовать приходилось среди неприятельской страны, не удалось заготовить ни фуража, ни провианта. Приходилось брать и то и другое от жителей. На каждую сотню приказано было завести по пяти кос и ежедневно посылать команды на сенокос и за провиантом. Днем атаманцы охраняли фуражиров, а ночью несли тяжелую сторожевую службу. Лето было дождливое, дороги набухли, и трудно было поддерживать сообщение между заставами. 23-го июня, наконец, пришло приказание снять аванпосты и начать наступление. Но в ночь на 23-е число в нашем полку случилось несчастье, лишившее нас почти полусотни людей. 3-я сотня нашего полка под командой есаула Урасова при офицерах хорунжих Харитонове и Грекове занимала заставу в дер. Плонск. Весь день 22-го лил дождь. Местность была лесная, закрытая, настроение у казаков унылое. Больше месяца застава стояла на одном месте, в бездействии. От долгой стоянки без происшествий и казаки стали беспечные, да и начальство прощало часовым проступки. 22-го после трудной командировки за фуражом казаки так приморились, что застава вопреки приказания разделась, расседлала коней и полегла по домам спать… Заснул и часовой… А в это время к Плонску без шума подошли польские уланы. Атаманский часовой был снят. Люди в ближайших домах связаны и обезоружены спящими. В числе первых были захвачены есаул Урасов и хорунжий Харитонов. Проснувшиеся казаки подняли шум. Хорунжий Греков разбудил свой взвод, похватали наскоро оружие и выбежали из домов. Началась бестолковая стрельба в темноте, под проливным дождем. Но уланы уже уходили, увозя пленных, орудие и лошадей. Взяты в плен есаул Урасов и хорунжий Харитонов, 2 урядника и 34 казака. Хорунжему Грекову удалось собрать остальных шестерых урядников и 60 казаков. С ними бросился он в погоню. Но ночь была темная, кругом лес, и он принужден был вернуться. Как громом поражены были в штабе полка, когда узнали об этом. Правда, в эту кампанию много было пленных с обеих сторон, потому что неприятель был кругом, повсюду были леса и труднопроходимые болота. Но тут захвачена была целая застава, со всеми людьми и лошадьми, захвачена по вине одного негодяя, который осмелился заснуть на часах. Он устал, правда, за день, но разве может казак устать на походе? Хорошо еще, что в штабе главнокомандующего понимали, что занимать в продолжение полутора месяцев изо дня в день аванпосты, да еще в стране, где каждый житель неприятель, нелегко и ошибки могут выйти. Виноватые за вину свою поплатились кто жизнью, кто пленом, а в общем аванпостная служба полка была безупречна, и потому, несмотря на это несчастье, за аванпосты командиру полка полковнику Кузнецову была объявлена благодарность от имени главнокомандующего графа Паскевича. Летом армия подавалась в глубь Польши, тесня мятежников к Варшаве и к границам Пруссии. От поры до времени поляки собирались большими силами и, вдохновляемые заговорщиками и католическими священниками, устраивали завалы и пытались за ними задержать наступление русских войск. Так, на рассвете 5-го августа урядник нашего полка Пухляков и казак Бровкин, бывшие в ночном дозоре, приехали израненные и привели с собою нескольких поляков. Оказалось, что они ворвались ночью в село Бронино и схватили мятежников из первого дома. Урядника и казака за храбрость пожаловали георгиевскими крестами, а пленных допросили. Они показали, что в селении Мациоржицы неподалеку от Варшавы собрались большие силы мятежников. Полковник Кузнецов решил атаковать их. Живо посели на коней атаманцы, и сотня за сотней поскакали к деревне. Едва только они вышли на опушку, как хорунжий Тамбовцев и казаки лейб-сотни Талдыкин и Шубин были ранены пулями… Но падение их не задержало 1-ю сотню. По команде есаула Орлова она развернулась вскачь и помчалась на мятежников. За нею понесся есаул Андрианов с 2-ю сотней, дальше есаул Стоянов с 4-ю, пятая и шестая сотни разворачивались вправо и влево. Только третья, почти уничтоженная под Плонском, не участвовала в этом деле. Перед атаманцами оказались частью регулярные мятежные полки, частью косинеры. Косинеры не выдержали стремительной атаки атаманцев и дрогнули, офицеры и солдаты регулярных полков пытались их удержать, но под ударами палашей и они запросили пардона. 1-ая сотня, порубившая больше всех, взяла в плен 2 офицеров поляков, 2-ая — 3 офицеров и 25 рядовых, 4-ая — 2 офицеров и 22 рядовых, 5-ая — 1 офицера и 12 рядовых и 6-ая -1 офицера и 7 рядовых, а всего было взято нашим полком в плен 7 офицеров и 66 польских солдат. Почти все офицеры нашего полка за это дело получили награды. Особенно отличившийся есаул Андрианов был награжден орденом св. Владимира 4 степени с мечами и бантом, есаул Стоянов — орденом св. Анны 3-й степени, раненый хорунжий Тамбовцев получил орден св. Анны 4-й степени; урядники Сербинов, Харланов и Бударин и казаки Карташов, Бочаров, Фролов, Носов, Косяков, Нечаев, Егоров, Карпов, Кравцов, Ушаков, Борщов, Морсков, Панфилов и Воинов награждены знаками отличия военного ордена. Атаманцы отомстили за дело при Плонске. 16 августа наш полк уже стоял против Варшавы на аванпостах в отряде начальника авангарда генерала от кавалерии графа Витта. На заре казаки заметили, что в укреплениях у неприятеля начинается необычное движение. Послали донесение графу Витту. Он выехал сам и, сопровождаемый разъездом Атаманского полка, продвинулся к укреплениям. Четыре батальона пехоты, 4 орудия и 10 эскадронов выходили из-за валов. Пехота и артиллерия шли по шоссе, кавалерия держалась левее. Граф Витт приказал нашему полку и полку Грекова сделать атаку на неприятельский фланг. Быстро вынеслись атаманцы и, опрокинув неприятеля, гнали его более двух верст. Многих покололи пиками, 2 унтер-офицеров и 40 солдат взяли в плен. В это время прибыли орудия нашей артиллерии, 5-й Конно-Черноморский полк, эскадрон лейб-казаков, эскадрон Л.-Гв. Конно-Егерского полка и эскадрон Л.-Гв. Гусарского полка — словом, собралась вся кавалерия графа Витта. Они бросились на пехоту и артиллерию и заставили ее скрыться за укреплениями. К полудню бой кончился. Усталые атаманцы возвращались, везя убитого казака и семерых раненых. Полякам не удалось разведать, где стоит наша армия, наш же полк был особо выделен в донесении графа Витта, который «отдает полную справедливость решительному действию казачьих полков, и в особенности Атаманскому Е. И. В. Наследника Цесаревича и Грекова полкам, а равномерно эскадрону Л.-Гв. Конно-Егерского полка». Через неделю после этого граф Паскевич Эриванский назначил штурм города Варшавы. ГЛАВА XVII. «За Варшаву 25 и 26 августа 1831»


Штурм города Варшавы. — Атаманцы первыми входят в Варшаву, выкинувшую белые флаги. — Отличие на шапки. — Командирование двух сотен в Петербург. — Переименование сотен в эскадроны.  

Город Варшава, столица Царства Польского, лежит на берегу широкой и глубокой реки Вислы. Для обороны ее от наших войск поляки окружили ее целым рядом высоких валов. Впереди валов находились глубокие рвы. А перед рвами были выкопаны круглые ямы в полроста человека, а в ямы вбиты заостренные колья, так называемые «волчьи ямы». На всех улицах были поставлены рогатки, а за ними нагромождены телеги, ящики и доски. Все дома были обращены в маленькие крепости. Впереди города Варшавы лежит деревня Воля с каменной церковью и высокой колокольней. И эта деревня была сильно укреплена деревянным забором из бревен с заостренными концами и земляными валами. 24 августа 1831 года наши войска подошли к Варшаве, и на 25-е августа был назначен штурм. Солдатам было приказано одеть мундиры, чтобы лучше отличаться от польских полков, форма одежды которых походила на нашу. Наш полк должен был овладеть правым флангом и продвинуться до Вислы. В 4 часа утра загремела с обеих сторон канонада. Атаманцы овладели деревней Виллановой, оттеснив польскую кавалерию, продвинулись до Чернякова и заняли берег р. Вислы. Между тем пехота упорно дралась на валах и к закату солнца овладела передовыми окопами Воли. На рассвете 26-го августа в наш лагерь явились переговорщики. Они, говоря об уступках, выпросили время на размышление до 1 часу дня, сдать город обещая без лишнего кровопролития. Но они обманули. В половине второго дня был дан сигнал к атаке. Это был страшный день. Пушечная и ружейная пальба не прекращались ни на минуту. Вся местность была затянута белесоватой пеленой. Деревня Циста и ветряные мельницы кругом Варшавы пылали. С громом музыки, с распущенными знаменами шли наши пехотные полки на валы предместья Воли. Одни падали, другие шли на их место и по трупам взбирались на укрепления. Часть окопов была в наших руках. Стемнело. Но перестрелка не прекращалась. В 10 часов ночи еще там и там слышны были выстрелы. Всю ночь войска провели не ложась, под ружьем. В нашем полку, переведенном в резерв и стоявшем вместе с 1-й кирасирской, 3-й уланской дивизиями и казаками Его Величества за центром, лошадей не расседлывали. От зарева пожаров было светло. Кругом слышны были стоны раненых. Священники, обходя валы, напутствовали умирающих. Ночью над Варшавой взвился белый флаг. Явившиеся переговорщики сказали, что они уходят в Плоцк. В 6 часов утра наш полк получил приказание осмотреть Варшаву. Подтянули подпруги, перекрестились, сели. — С Богом! — сказал Кузнецов, и полк посотенно направился к обвалившимся укреплениям Воли. За нашим полком пошли лейб-казаки и остальная гвардейская кавалерия. Тихо было на валах. Кругом лежали трупы храбрых защитников Воли. Полк, перебравшись через вал, въехал в улицы. Там и там раздались из окон выстрелы. То стреляли фанатики мятежники, не желавшие покинуть Варшаву. Казаки врывались в дома и забирали их. Проехав Волю, наш полк въехал в Прагу, а затем и самую Варшаву. Вот у баррикады на улице кучка поляков встречает залпом казаков. Урядники Минаев, Кожанов, Карцев, Матекин, Харланов и Ерофеев с казаками опрокидывают их и забирают в плен, там часть казаков взбирается в дом, откуда ранили казака. А сзади уже слышны торжественные марши наших войск. Мятежникам нельзя было доверять. Жутко было входить поэтому первыми в опустелую, но коварную Варшаву. И храбрость наших казаков была оценена графом Паскевичем. Наш полк получил немало наград. «За блистательную храбрость и мужество 25 и 26 августа при штурме передовых варшавских укреплений, городового вала и г. Варшавы» полковник, Кузнецов, командир Атаманского полка, произведен в генерал-майоры. Урядники, ехавшие впереди, и казаки Арефьев, Басов, Гнилорыбов, Сахаров и Фарапонов получили георгиевские кресты, а 6 декабря 1831 года вышел приказ, которым офицерам и казакам Атаманского полка пожалованы на шапки знаки отличия с надписью «За Варшаву 25 и 26 августа 1831 г.». 15-го января 1832 года всем офицерам пожалованы особые знаки отличия за Варшаву и 678 казакам, бывшим при штурме, — медали. 29-го августа Атаманский полк перешел на другую сторону р. Вислы и погнал мятежников к немецкой земле. Польские войска удалились в крепость Модлин, и нашему полку приказано было наблюдать за их действиями в этой крепости. 3 сентября Атаманские сотни раскинули аванпосты по обеим сторонам Вислы и по реке Нареву. 24 сентября мятежники потянулись за немецкую границу; атаманцы проводили их до самых пограничных столбов. Усмирение было окончено, войска расходились в места своего квартирования. 18 октября сотни нашего полка пошли через Себеж в Новочеркасск. 23 декабря 1831 года состоялось Высочайшее повеление в С.-Петербурге иметь 2 эскадрона Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка и две сотни Атаманского полка. Содержание офицерам Атаманских сотен выдавать по окладам молодой гвардии. Сотни именовать эскадронами, и строиться им по примеру Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка. Для Атаманского полка наступало новое время — время петербургской службы. ГЛАВА XVIII. Петербургская служба


Прикомандирование к гвардейскому корпусу. — Перемена формы. — Поход в Петербург. — Разъезды по городу. — Маневры. — Случай с молодым казаком. — Полковой праздник. — Перемена формы. — Посещение Дона Императором Николаем Павловичем. — Свадьба Наследника Цесаревича. — Ходатайство атамана М. Г. Власова. — Прибавка содержания. — Переименование чинов в регулярные.  

Еще 25 июня 1831 года, в самый разгар действий против польских мятежников, полк наш был прикомандирован к Гвардейскому Кавалерийскому Корпусу. 16 декабря того же года последовали мелкие изменения в форме одежды с целью сделать одеяние атаманцев совершенно схожим с одеянием лейб-казаков. Перевязи у казаков повелено иметь вместо черных белые, лядунки с круглым медным гербом, портупеи из юфтовой кожи, сабли с медным эфесом, пистолеты на белом панталере с крюком, пики с голубым древком. Офицерам даны лядунки нового образца и лядуночные перевязи из голубой тесьмы с тремя серебряными полосками и с серебряным же набором. 10 апреля 1832 г. Атаманскому полку приказано было иметь голубые вальтрапы, обшитые белой суконной тесьмой по краям и по углам. У офицеров вместо белой тесьмы иметь широкий серебряный галун. Очередной дивизион должен был прибыть в 1832 году, и комиссариатской части, тогдашнему интендантству, приказано было озаботиться постройкой всего обмундирования на дивизион Атаманского полка, чтобы полк мог сразу явиться одетый и вооруженный строго по форме. В мае месяце, как всегда, все шесть эскадронов полка были собраны из станиц под Новочеркасск на обычное майское учение, и здесь было объявлено распоряжение по окончании сбора 1-му дивизиону полка выступить в С.-Петербург, на новую — гвардейскую службу. 1-го июня 1832 года 1-й и 2-й эскадроны нашего полка под командой войскового старшины Андриянова, заслуженного офицера, имевшего Владимира с мечами и золотое оружие, после напутственного молебствия тронулись из Новочеркасска. В те времена железных дорог не было, и дивизион шел походом на Воронеж, потом на Москву, на Тверь и на Петербург. Хорошо запомнилась атаманцам «петербургская дорожка — шельма лиходейка». Шли по ней два с половиной месяца. Лишь 22 августа с вершины Пулковской горы увидали атаманцы впервые облако темного дыма, новый Исаакий, сверкающий куполом, и кучи каменных домов. Походом учились езде и строю. При выступлении многие лошади были такие злые, что садиться на них можно было только прыжком, и то лошадь долго скакала, била и кусалась. А уже в Москву въезжали в полном порядке на спокойных лошадях. У казаков в те времена устава не было. Строились толпами, атаковали лавами по отцовским преданиям. Но лейб-казакам и атаманцам как служившим наряду с гвардейской кавалерией пришлось учиться по регулярному кавалерийскому уставу. Поэтому-то дорогой казакам показывали повороты и ломку фронта, на дневке офицеры и старые урядники объясняли гарнизонный устав — службу в карауле, рассказывали, как и кому надо отдавать честь. Для отдания чести тогда казаки должны были снимать фуражку или шапку с головы. Дивизион шел на Царское село, где располагался на дневке. Иногда в Царском Государь Император или кто-либо из Великих Князей смотрел дивизион на походе. За два с половиной месяца люди глубоко усаживались в седло, и вид у атаманцев был бравый и молодцеватый. Проехав городскую заставу, с музыкой (в 1831 году в Атаманском полку был заведен хор трубачей, и число эскадронов вместо десяти установлено шесть) или песнями, заложив пики за плечо, дивизион следовал на левый берег Невы, в Рыбацкую слободу — на то место, где теперь находится Рожковский продовольственный магазин. Там, в ветхих бараках и грязных конюшнях, и разместились в первый раз в 1832 году Атаманские эскадроны. По прибытии справились, где должны быть помещены полковые знамя и бунчук. 29-го августа вышло распоряжение — хранить знамена дивизиона Атаманского полка в Собственном Его Величества дворце на половине Наследника Цесаревича. Впервые знамена были туда доставлены 24 октября 1832 г. Сейчас же по приходе в Петербург началась и петербургская служба дивизиона. Служба эта была двоякого рода — караульная, во дворце, где полк наш занимал внутренний караул наряду с легкой кавалерией, и разъездная. Эта последняя была очень тяжела. В те времена в Петербурге полиции было мало. Конных городовых и совсем не существовало. Да и сам город был гораздо меньше. У Аничковского моста кончались большие постройки, затем только Литейная и Надеждинская, называвшаяся тогда шестилавочной, были мощены камнем, Дальше за Лиговкой шли грязные пустыри, а там, где теперь стоят наши казармы, находится конная площадь и больница, было моховое болото, поросшее сосновым лесом. Лиговка протекала между болотом и кустарником, и лишь в Ямской и Боровой улицах стояли покосившиеся ямские избы. Много разных подозрительных людей ютилось в этих лесах и болотах под самым городом. По ночам, когда в городе вместо теперешних ярких электрических фонарей тускло мерцали масляные лампы да кое-где горел газ, эти бездомные выходили искать в улицах запоздалого городского обывателя… И боялись они только казачьего объезда. Грязною осенью и холодной зимою ездили казаки, объезжая дозором самые отдаленные уголки Петербурга. А вернувшись, надо было заняться чисткой коня и амуниции, учиться маршировке, смене караула и сабельным приемам. Но атаманцы не уставали. Весело маршировали они по городу в караул, весело учились конному строю, распевая лихую песню про свою петербургскую службу: Как во славной во сторонке,
В северной стороне,
Во прекрасной во столице,
В Петербурге-городе,
Над быстрой рекой Невою
Стоит Зимний Дворец
Российского Государя,
Все Романова Царя!
Во дворце казаки служат,
При дверях всегда стоят,
Государь часто проходит,
Им здорово говорит!
А Донцы с охотой служат,
Отвечают весело:
«Московские господа

Завидуют казакам!

Во манеже мы собирались.
Государя дожидались,
Ученьицем занялись.
Государь к нам приезжал,
Сам по фронту проезжал,
Он по фронту проезжал,
Сам разводы начинал,
А покончивши разводы,
Нам спасибо, как всегда!
За разводы отпущал
По полтине серебром,
Мы денежки получаем,
Поздравлять Царя пойдем!»…

В лагери дивизион ходил вместе с полками гвардии под Красное село и располагался по квартирам в селе Высоцком. Маневры тогда бывали большие. Гвардия ходила то к Москве, то к Варшаве, а раз гвардейские полки и с ними два эскадрона атаманцев ходили на маневры вместе с немецкими войсками в город Калиш. В память этих общих с немцами маневров были выбиты особые медали и розданы участникам. Первый год наши казаки робели на маневрах больше, чем на войне. В сражении просто — знай коли, руби, а на маневрах так много генералов, часто приезжают Великие Князья и сам Государь, как не растеряться? Первые маневры под Петербургом памятны были нашему полку по следующей истории. Наши эскадроны 6-го дня находились в передовой цепи авангарда Московского корпуса. На аванпосты приехал со свитой Государь Император и стал расспрашивать о дорогах и о том, что казак видел у неприятеля. Казак попался молодой, нерасторопный, да и глупый к тому же. Он не знал или не умел объяснить свои обязанности на посту и даже не умел исполнить объявленного ему лично Его Величеством приказания отступить. За плохое обучение досталось всем. Командующему Л.-Гв. Казачьим полком, в состав которого входил дивизион атаманцев, объявлено замечание, а командир дивизиона — войсковой старшина Карпов, эскадронный — войсковой старшина граф Платов и взводный сотник Янов были арестованы, первый при дивизионе, а остальные два при гауптвахтах впредь до приказания. О казаке и говорить нечего, ему было так стыдно, что он подвел начальников и осрамил свой полк, что лучше бы ему и на свет не родиться. До сего времени атаманцы не праздновали полкового праздника, потому что это не было в обычае на Дону, но с тех пор как они вошли в состав гвардейского корпуса, где каждая часть имеет своего святого, которого особенно чтят, и нашему полку назначен день праздника. 2 мая 1834 года Государь Император повелеть соизволил днем праздника в Казачьем Атаманском Наследника Цесаревича полку назначить 30 августа, день св. Благоверного Князя Александра Невского. 26 мая 1835 года для нашего полка была установлена следующая форма обмундирования: шапки черной смушки с светло-синим суконным языком, этишкеты и помпон белые, галстук черный, чекмень синего сукна, с выпушкою по воротнику и рукавам светло-синего сукна, куртка светло-синего Цвета, на чекмене и куртке петлицы белой тесьмы, шаровары темно-синего сукна, кушак белый, холщовый, шинель серого сукна, с светло-синими клапанами на воротнике и такими же погонами, сапоги с железными шпорами, эполеты железные, чешуйчатые, с белою бахромою, лядунка черной лакированной кожи, с медною бляхой, перевязь для лядунки белая, лосинная, портупея красной кожи, седло обыкновенное казачье с потником и крышкою, подушка к седлу светло-синего сукна, обложенная белою тесьмою, вальтрап светло-синего сукна, обложенный белою тесьмою, чемодан серо-синеватого сукна, попона серого сукна, перевязь с медным и железным прибором, сабля железная с медным эфесом и кожаным темляком, пистолет обыкновенный кавалерийский, дротик на светло-синем древке, узда, пахвы и нагрудник с медным прибором. Унтер-офицеры, писаря и лекарские ученики имеют на мундирах по воротнику и обшлагам серебряный галун. Для всегдашнего употребления всем чинам были положены светло-синие фуражки с выкладкою и выпушкою темно-синего сукна, а во время похода и чехлы на шапках из черной клеенки. В 1837 году приказано при чекмене кушаков не носить, а офицерам иметь серебряные шарфы с тремя полосками светло-оранжевого и черного шелка, которые носить при парадной и караульной форме. В то время как один дивизион нес представительную службу в Петербурге, то участвуя в караулах, парадах и разводах, то высылая разъезды на ночь, остальные два дивизиона жили у себя дома, по станицам, занимаясь землепашеством и разведением овощей и винограда. Лишь раз в год, весною, льготные эскадроны собирались в Новочеркасск для обучения согласно кавалерийских уставов. Да с 1836 года приказано при доме Атамана иметь караул из 1 урядника и 6 казаков. Смена этого караула производилась каждые 15 дней. Чтобы казакам не обременительна была эта служба, на нее назначали казаков ближайших к Новочеркасску станиц: Черкасского, 1-го Донского до Кумшацкой станицы и Донецкого округов. В 1837 году Государь Император Николай Павлович и Августейший Атаман и Шеф нашего полка посетили Донскую Область. 17 октября вечером прибыл в г. Аксай Наследник Цесаревич и был встречен караулом своего полка. 21 октября Император Николай Павлович сделал смотр собранным в Новочеркасске войскам. Всего было на смотру 2 дивизиона Л.-Гв. Казачьего полка, 2 дивизиона Атаманского Его Высочества Наследника Цесаревича полка, 2 дивизиона Л.-Гв. донской конно-артиллерийской батареи, 22 полевых полка (временно сформированных из наличных офицеров и казаков) и 3 донских конно-артиллерийских батареи. Смотр был очень неудачен. Только атаманцы да лейб-казаки, прошедшие строгую школу, имели воинский вид. Люди остальных полков не держали равнения, офицеры и урядники не знали своих мест, даже большая часть полковых командиров не имели понятия о фронте, к довершению всего Государь обратил внимание на дурных казачьих лошадей, на разнообразную и весьма плохую обмундировку казаков, на всякое отсутствие казацкой молодеческой посадки на лошадях, и вообще, в справедливом неудовольствии своем, Государь сказал атаману Власову: — Я ожидал видеть двадцать два полка казаков, а вижу каких-то мужиков. Никто не имеет понятия о фронте, а лошади — это не казачьи лошади, это мужичьи!.. Писаного устава казаки не имели. Строй знали только лейб-казаки да атаманцы, изучавшие его по регулярному уставу. Казаки этих полков и обучали льготные сотни на память и, понятно, часто ошибались. Но это несчастье на смотру заставило обратить внимание на войско Донское, и многое в нем переменилось и улучшилось для облегчения казачьей службы. В 1838 году форма казаков нашего полка была несколько упрощена. Казакам приказано было иметь шапки без этишкетов с общеармейским гербом из белой жести, имеющим спереди в щите медную букву «А» и с отличием «За Варшаву» поверх герба. Эполеты иметь без бахромы, с подбоем светло-синего сукна, вместо лядунок положено носить патронташи из черной юфтовой кожи на 40 патронов и с лосинной перевязью, пистолетные чушки из черной глянцевой кожи, шнуры светло-синей шерсти, портупеи из красной кожи, вместо сабель иметь шашки в деревянных ножнах с медным прибором. У офицерских патронташей иметь крышки светло-синего сукна с перевязью из светло-синей шелковой тесьмы с тремя серебряными полосками. Пистолетные шнуры у офицеров должны были быть серебряные, портупеи серебряные с синими полосками, шашки такие же, как и у казаков. Вместе с тем даны указания относительно укладки вещей во вьюк. Эти частые перемены формы происходили от того, что генерал-майор Кузнецов весьма часто сносился с атаманом Власовым, заботясь о том, чтобы казакам удобно было на походе. Так, белые этишкеты, висевшие от шапки к плечу, часто цеплялись за саблю или дротик, а при падении рвались, белые выпушки эполет пачкались, а сабли в железных ножнах звенели и мешали подкрадываться ночью — вот почему все эти принадлежности обмундирования и были отменены. 16 апреля 1841 года состоялось бракосочетание Наследника Цесаревича. Петербургским дивизионом в эти торжественные дни командовал войсковой старшина Урасов. Наш эскадрон занимал караул в день свадьбы, и наш же эскадрон сопровождал карету высоконареченных жениха и невесты. В память этого события были отчеканены серебряные медали, которые и были розданы 13 нашим офицерам, участвовавшим в торжествах бракосочетания. Командир полка получил золотую медаль. Дни этой свадьбы имели большое значение для полка по следующему обстоятельству. На свадьбу в Петербург приехал из войска атаман Максим Григорьевич Власов. После торжественного брачного обеда Государь, обходя гостей, увидел Власова и, положа руку на плечо его, сказал: «Ну, слава Богу, оженили мы атамана вашего. Любите и Атаманшу, как его любите». — У донцов Вашего Величества любовь к Монарху и Августейшей фамилии его составляет другую религию их, — отвечал Власов. — Семейную радость вашу они примут, как радость собственную свою. Позволь, Государь, в этот радостный для всей России день попросить у тебя особую милость твоим верным донцам! — и с этими словами Власов, опускаясь на колени, подал Государю бумагу. Император, видимо, был недоволен несвоевременною просьбою, но, любя Власова, принял ее. Власов просил о прибавке жалованья офицерам. А наши офицеры в то время получали всего 71 рубль жалованья в год и должны были из этих денег одеваться и содержать лошадь. Просьба атамана вскоре увенчалась успехом. 19 августа вышло повеление уравнять офицеров и казаков Атаманского Наследника Цесаревича полка в отношении довольствия с офицерами и казаками Л.-Гв. Казачьего полка. Производство вести по полковой линии, а не по войску, как то было раньше, и казакам вместо отпускавшихся раньше фуражных на вьючную лошадь по 21 рублю 45 коп. производить ремонтное жалованье по 37 р. 25 коп. в год. Но с этим сравнением с Лейб-Казачьим полком вышло недоразумение. В Атаманском полку, как и вообще в армейских полках, не было тогда чина подъесаула, поэтому начальство и затруднялось каким чином заменить в нашем полку чин штабс-ротмистра, имевшийся в Лейб-Казачьем полку. Разрешение этого затруднения вышло 11 февраля 1842 года, когда Высочайше повелено было переименовать войсковых старшин в майоры, есаулов в ротмистры, сотников в поручики, хорунжих в корнеты, урядников в вахмистры и унтер-офицеров, пятидесятников и приказных — в ефрейторы. Сотников же производить впредь не в есаулы, а в штабс-ротмистры. Эту перемену уже не застал старый командир нашего полка генерал-майор Кузнецов. 4 февраля 1842 года он сдал наш полк генерал-майору Александру Петровичу Янову.


ч. 1 ч. 2 ч. 3 ... ч. 5 ч. 6